Белые хрупкие кости на жёлтом месяце,
Светят как шрамы сквозь стёкла общажного хаоса.
Стены больницы с тоской окаянной бесятся
Им невдомёк это чувство забитого санктуса.
Пальцами щупая гальку на пляжах Ивицы,
Тянет забыться в дурмане полночного облака,
Правда под утро душа начинает шириться -
Будят собаки с глазами разлитого солода.
Их усмиряет кулак санитара Йорика.
С мерзким скулежом под музыку Глинки и Штрауса
Мир захлебнулся от танцев в лапах наркотика,
Чует похмелье от вин, распиваемых Бахусом.
Бурые сопки потухших вулканов Греции
Скрыты под грунтом с могильными плитами города.
Шарпают ноги по плиткам закрытой секции.
Что тут сказать – умирать совершенно не здорово.
Но иногда беззаботность без боли лепится,
На скелеты в шкафу, в красном спрессованном корпусе.
Что-то живое, знакомое, в ухо шепчется,
Прорывает контроль в замкнутом внутреннем локусе.
И понимаешь – пылают Помпеи сызнова,
Нет спасенья от покрытого лавою полиса.
Мир ощетинился острыми света брызгами.
И под вечер словно шило в боку что-то колется.
Это, наверное, сердце-трепло бездушное,
Днём проводит мануал терапию внутрь смыслами.
И все плюются. От горя до дна отдушины,
С ростом меж пяти саженей и талыми мыслями.
Шепчут в халатах сопливые носом медики -
«Скоро вас выпишут» и ведь такое случается.
Вычеркнут лишнее из-за вопросов «этики»
И с рецидивом приходится снова им мается.
Смотришь на белые кости жёлтого месяца
И вспоминается снова забытое облако
Пепел больницы уже отсюда не денется.
И пациенты уходят на поиски нового.
P.S. Посвящается П.Д.