Волшебный день

Виктор Попов 51
                Рассказ

                Бабье лето – это мгновения, когда можно полюбоваться последней яркой  и одновременно скромной красотой природы, перед тем как она увянет, исхлестанная  ненасытным  дождем и жестоким ветром. И тогда взору предстанет унылое зрелище, при виде которого чувствуешь себя  как бы соучастником  и даже  виновником происшедшего… Незаметно  стараниями  зимы, с ее снежным макияжем, наносимым щедро и со знанием дела,  постепенно тягостные  осенние впечатления сглаживаются, а из тайников  памяти выплывают неповторимые образы, когда рыжая «на коне». Когда она великолепна в своих неповторимых одеждах, в своем рассеянно – задумчивом настроении покоряет Вас раз и навсегда.
                Именно поэтому бабью пору хочется видеть еще и еще, хочется быть в этой поре, принадлежать ей, стать ее частью, вдохнуть, впитать в себя… Может,  также хочется обладать женщиной этой поры, ибо сопротивление здесь бесполезно, а желание переходит в страсть! И сделать это хочется тот час же, сию минуту, боясь опоздать на мгновение, ведь чуть промедлив, можно  разочароваться, обнаружив в своих объятиях только жалкое подобие некогда  яркого и зрелого образа.
             И эта мысль: успеть, не пропустить, влечет меня в сентябре в лес. А там – прозрачно и  тихо и только размеренный шелест листьев под ногами, только редкие, зычные и тоскливые в тишине голоса отлетающих птиц. Листья, качающимися лодочками, аттракционов  моего детства, нехотя, порою игриво, опускаются и застилают пестрым ковром еще в большинстве своем зеленую траву. Ковер распластался кругом, куда падает взгляд, оставляя лишь малые пространства для деревьев. «Кем ты соткан?» - вопрошаю мысленно себя и, остановившись на мгновение, слышу тихие, но разные  голоса. «Нами, нами», - березки, осины и клены чуть склоняют головы, подтверждая свои заслуги.
 Я сажусь на поваленное дерево. Очевидно, оно повержено в неравной борьбе с ветром. Корни еще частично связывают дерево с землей, но жизни уже нет. Да, у этого дерева уже не будет бабьего лета, у него уже ничего не будет… А, может, однажды,  подарит семейку опят? Ведь здесь, среди погибших деревьев да культей пней, для опят самое место.  Я долго сижу  и смотрю в белесое и уже  плоское, как грудь старой девственницы, небо, которое нет – нет - да перечеркнет шустрая клякса тучки. Деревья стоят задумчивые, видно, подводят  итог  прожитому и лишь изредка, очевидно, вспоминая что – то яркое, повышают голоса: делятся впечатлениями с другими, но делают это неторопливо и ненавязчиво.  Осина уже растеряла лоскутки  своего модного платья и очень стесняется, оставшись в одном купальнике. Она переживает утрату и трепещет немногими листочками – лоскутками от своего же учащенного дыхания. Старый дуб, как истинный джентльмен, пытается заслонить осину от навязчивых взглядов молодого клена своим  старым, облезлым пальто, которое  без пуговиц – желудей стало нараспашку и нелепо топорщится на узловатом скелете. Дуб старается из последних сил, но пальто настолько ветхое, что с него, от малейшего дыхания ветра, падают желтыми, причудливыми клочьями целые  куски и  полосы. Вот упали сразу оба рукава, и дуб остается в странной, короткой жилетке. Деревья теряют – ковер, под ногами, ширится. Жаль, что ненадолго – всего на одно бабье лето.
 Я подхожу к березе и прислоняюсь к стволу, закрываю глаза, пытаясь набраться сил. Но береза не мое дерево, мое дерево – вяз, поэтому береза не отдает энергии, но и не гонит прочь. Она даже шепчет по секрету, щекоча затылок и ухо, как найти дорогу на главный праздник бабьего лета. «Иди по серебристой тропинке из паутинок. Поспешай, и ты увидишь красоту. Твое сердце забьется чаще, ты станешь лучше!» Я иду, не выпуская из вида серебристую нить. Грибы почти все срезаны, а остатки ножек напоминают незаполненные пчелиные соты. Лишь кое – где попадаются один – два нетронутых опенка. Видно, грибники в спешке  делали пропуски. Но вот моя серебристая тропинка, сделав хитрый зигзаг, прячется под ковер из листопада. Остановившись, долго присматриваюсь.  Когда, наконец,   замечаю ее снова, догадываюсь, что в своих хитросплетениях моя тропинка встречается с другой... С другими тропинками – паутинками. Оказывается их множество! Они пересекаются причудливым образом, как бы дразня: «Попробуй найти меня. А вот и нет – это уже другая!»  Я останавливаюсь в нерешительности, не зная, куда идти дальше. «Какая же моя?»… И тут вижу чудо – дерево! На высоте более полутора метров растут опята. Они остались незамеченными, видно, так высоко грибники не смотрели. А опята дружно  поднялись по стволу тесным обручем, почти метровой ширины.  Я  обхожу вокруг дерева, соображая как бы достать грибы. Сделав подставку из веток, быстро наполняю  корзину. Собирать грибы уже не во что, но я упорно смотрю, задрав голову вверх, желая встретить еще одно чудо – дерево. Но таких деревьев не попадается больше Чудо на,  то и чудо, чтобы быть единственным.
              Я медленно возвращаюсь из лесу и размышляю: «А какая мелодия у бабьего лета? Какой гимн у него? Ведь у каждой поры – своя мелодия! Наверное, она величавая, наверное, она наиграна скрипками и виолончелями?» Неожиданно молодой ельник преграждает  дорогу, но, согнувшегося в три погибели, с явной неохотой все - таки пропускает,  цепляя меня за все подряд крепкими и колкими ручонками. А когда выбираюсь, останавливаюсь, как вкопанный… Луч солнца, подобно смычку, осторожно касается ствола дерева… и зажигает его, заставляя светиться золотом,  а после…, после – звучать! Звучать как струна! Откровенно, правдиво, ничуть не стесняясь. Звучать, как только может звучать лучшая струна -  душа. Видно для луча – смычка каждое дерево и есть струна? Но сколько, же здесь струн? Неужели смычок – луч тронет каждую? Я зачарованно смотрю, а смычок – луч скользит уже  впереди, а вскоре - совсем теряется.  Но мелодию я слышал, она до сих пор во мне! Она печальная, но не грустная, она протяжная, но не нудная, она тихая, но не робкая, она серебристо – золотая. Она чудная!
           Дома до полуночи  вожусь с грибами. Перед сном выхожу покурить на балкон. Ночь теплая и темная, какую можно наблюдать только в деревне летом. Сегодня у меня волшебный день и засыпая, вижу солнечный луч, зажигающий как фонари деревья, опята, много опят.  Они бесконечно сыплются в корзину.  Но главное, даже во сне, ощущаю свою принадлежность этому миру: земле, лесу, осени, будто я тоже неотъемлемая часть красоты этого мира, этого волшебного дня. И эта связь настолько прочна, что хочется просто жить!
               
                Виктор Попов