I
Москва меняется слегка.
Где Берлиозова тоска
текла водой некипяченой
и жгла нутро,
там кот ученый – негр черный
бесплатно раздает «Вечерку»
у метро,
да митинг бродит запрещенный,
Поэт не бегает в исподнем,
сойдя с ума,
И та Москва - не та сегодня,
Не тот роман
подходит ей (хоть чёрт у власти
и в храме – глум).
В «Макдоналдсе» бездомный Мастер
сидит, угрюм,
Печально раздувая ноздри,
сопит в ноутбук:
- Как прозвище твое? - Га-Ноцри.
- Свою судьбу
ты выбрал сам, ты оборвал
все нити.
II
Страна снимала сериал:
в зените
болталось солнце над Москвой,
от пива спятив.
И над булыжной мостовой
висел Распятый.
Его никто не замечал -
ни бес, ни Мастер.
С небес глазел на Ильича,
на части
храма, на Петра
работы зодчего Зураба,
на то, как водку жрал Варавва
в банкетном зале до утра
et cetera
III
В Замоскворечье петухи
наждачкой продирали глотку,
Считал глотки,
горланя водку,
бухой писатель от сохи, -
Расстреливал последний год,
Как Лёшку Ганина – чекисты,
Орал в окно: «Да вы щенки все,
в рот ваш народ!»
И буквы щёлкали в золе -
как души мертвые горели.
Эй, веселей гореть в гареме,
а не в петле!
IV (год спустя)
Лабал оркестрик похоронный,
безрук, безлик,
Гремел трамвай по сонной Бронной
без них -
без ангелов и без богов,
без Мастера и без Марго.