Где-то в тридевятом царстве,
Тридесятом государстве
Бравый князь Фокей блистал -
Гуслярил да подпевал.
Так же он любил охоту,
Пляски до седьмого поту...
Много он чего любил
Потому что молод был,
Жизнь текла в широком русле:
Как Фокей настроит гусли,
Так и грянет пир горой
С пляской, хором и игрой.
Жизнь искрила и блистала,
Вдруг на князя грусть напала -
С пресыщения поди.
Снаряжает он ладьи.
Смутно объяснив причину,
Кличет верную дружину.
Гусли прихватил с собой,
Отбыл в плаванье с зарей.
Плыл он плыл по речке вольной
Мимо благости раздольной,
Созерцал брега с ладьи,
Гусли доставал свои...
Как-то утром непогода
Разошлась, и с небосвода
Ливень, буйствуя, хлестал,
Налетал за шквалом шквал.
Молний грозное сверканье,
Следом грома рокотанье,
Ветра вой и ливня шум
Оживили князю ум.
Он как-будто бы проснулся,
Из унынья встрепенулся.
Где шумит сосновый бор,
Разбивает князь шатёр.
Тут на небе стало тише,
Облака ушли повыше,
Туч свинец уплыл за лес,
Танец яростный небес
Утихал, и даже солнце
В облаках нашло оконце.
Радуга, для взора пир,
Окаймляет бренный мир.
Вся природа оживилась,
Хвоя будто бы умылась.
И коснулись гусли рук,
Во бору разлился звук.
Зазвенели переливы
На нетленные мотивы
Доброй русской старины.
Вдруг порвались три струны.
“Вероятно, чьи-то уши
Не остались равнодушны”, -
Так подумал князь Фокей.
Свите он велит своей
Сразу поискать в округе,
Есть ли недруги иль други.
Слуги к ивняку пошли,
Дровосека привели.
Князь Фокей, пожав плечами,
Очертил его глазами.
“Кто ты, милый человек?” -
“Я обычный дровосек, -
Парень молвил безбородый, -
В шалаше от непогоды
Отыскал себе приют,
Переждал грозу, и тут,
Слышу, гусли заиграли.
Звуки, полные печали,
Искололи сердце мне.
Я сидел на старом пне.
Люди тут меня схватили
И сюда препроводили.
Больше нечего сказать”. -
“Как тебя, дружище, звать?” -
Князь Фокей ногой качает.
“Федор”, - парень отвечает. -
“Знать не без твоей вины
Оборвались три струны, -
Князь Фокей прищурил око. -
Видно, в музыке ты много
Понимаешь. Ну-ка вот
Отгадай, о чем поет
Этот милый переливец?”
Князь Фокей сыграл мотивец.
Федя дровосек застыл
И глаголит: “Это был,
Думаю, ручей долинный,
Среброструйный и невинный”.
Подивился князь Фокей:
“Это вправду был ручей”.
“А теперь?” - “Похоже, буря”, -
Федор молвит, лоб нахмуря.
Князь Фокей с улыбкой встал:
“Да, дружище, угадал.
Чтобы не терять беседу,
Приглашу тебя к обеду.
Мы неплохо за вином
Побеседуем вдвоем”.
Вот они сидят, и кружки
Рядом, будто две подружки,
Мед в обеих в них налит.
Князь спокойно говорит:
“Почему, скажи мне, Федя,
Ты живешь среди медведей?
Парень ты большой души.
Почему в лесной глуши
Тратишь ты младые годы
На глазах глухой природы.
Почему с твоим умом
Не оставить отчий дом,
Не податься бы учиться,
Иль не ждет тебя столица?
Ты же молод и удал”.
Федор с грустью отвечал:
“Я бы рад иметь и званья
И в науках многи знанья,
Да негоже уезжать,
Живы мой отец и мать.
Старики совсем не могут,
Жить одни в лесу не смогут.
Что бы я ни захотел,
Рубка леса - мой удел”.
Князь Фокей повел бровями,
Выпил крупными глотками
Кружку меда, закусил,
Феде слово говорил:
“Это, Федор, благородно,
А не будет ли угодно
На моей ладье лихой
В путь отправиться со мной.
А потом при княжьей свите
Лесом будешь управитель.
Что же, Федя, по рукам?” -
“Будет худо старикам, -
Молвил Федор, - хоть и лестно
Получить у князя место,
Но характер мой таков -
Не обижу стариков”.
Князь задумался надолго:
“Ты, как видно, парень долга.
Будь благословен твой род.
Слушай, ровно через год
Будь на этом самом месте,
Говорю тебе по чести -
Я приду опять сюда,
Побеседуем тогда”.
Федор головой кивает
И смиренно отвечает:
“Год когда минует весь,
Непременно буду здесь.
Буду князя возвращенье
Ждать у ивы с нетерпеньем.
А теперь прошу простить,
Мне пора уж уходить.
Старики поди заждались
И поди заволновались”.
Меда князь отпил глоток
И сказал: “Ну что ж, браток,
Очень рад нежданной встрече,
Я теперь плыву далече
Усмирять тоски недуг.
Ты же дар прими, мой друг.
Для твоей души свободной,
Утонченной, благородной,
Для родителей твоих
Пару слитков золотых.
Покупай-ка им ковриги,
А себе учены книги”.
Федя лишь промолвил: “Ах”
Со слезами на глазах.
Скоро с князем он простился
И в глухом лесу сокрылся.
Князь вернулся на ладью,
Думу думая свою.
Год уплыл, как-будто не был.
Так же сине было небо,
Так же зелена листва,
Так же высока трава.
Князь пришел к успокоенью,
Реже бурные волненья
Бередили князю грудь.
Снова он собрался в путь,
Не забыв о дровосеке,
Необычном человеке.
Гусли захватив свои,
Снаряжает князь ладьи.
Вновь плывет по речке вольной
Мимо благости раздольной.
Где шумит сосновый бор,
Снова ставит он шатер.
Вот она, ветвиста ива.
Князь Фокей неторопливо
Побродил и сел на пень.
Ране, точно в этот день
Утихала непогода,
В танце тешилась природа.
И тогда вблизи сосны
Оборвались три струны.
Нынче было по-иному.
Нет ни молнии ни грому.
Струны вновь коснулись рук,
И в бору разлился звук.
Переборы зажурчали,
Полны грусти и печали.
Ну а где же дровосек,
Этот чуткий человек?
В ивняке его не видно.
Князю стало тут обидно.
“Да неужли он забыл?
Был же честен он и мил.
Иль чего-нибудь случилось? -
Облачился князь в унылость. -
Федя, где ж ты, добрый друг?”
Князь, окликнув пару слуг,
Зашагал вперед по бору.
Повела тропа под гору.
На дорогу вышел князь,
А навстречу в этот час
Старец брел голубоглазый,
Cгорбленный и седовласый
В черном рубище. Фокей
Вопрошает поскорей:
“Здравствуй, человек почтенный,
Долгой жизнию согбенный,
Ты, наверно, знаешь всех,
Где тут Федор дровосек?”
Замахал старик руками.
“Ах” И залился слезами:
“Это мой несчастный сын.
В год минувший князь один
Подарил Федюше злато,
Дабы он зажил богато.
Федя ж уйму мудрых книг
Накупил, - сказал старик, -
Проходили дни и ночи,
Наш Федюша что есть мочи
Над науками сидел
И жестоко заболел.
Федор трясся в лихорадке,
Ночью начались припадки.
Истощен и удручен,
Рано утром умер он, -
Говорил старик уныло, -
За холмом его могила.
Я как раз иду туда,
Вот сошла на нас беда”.
Слушал князь про это горе
Со страданием во взоре.
Князь решил не уходить,
До могилы проводить
Полного печали деда.
Грустно шла у них беседа.
Впереди могильной холм
С узким столбиком на нем.
Подошли они к могиле,
Слуги гусли расчехлили.
Князь сказал такую речь:
“Надобно костер разжечь”.
Скоро пламя запылало,
Задымило, задрожало.
И коснулись струны рук,
Над травой разлился звук.
Никогда в такой печали
Струны эти не звучали.
Кто бы если услыхал,
Он бы сразу зарыдал.
Долго старец седовласый,
Сгорбленный, голубоглазый
Слушал гуслей тонкий звук,
Голову склоня, и вдруг
Гусли князь в огонь бросает
И напевно возглашает:
“Пусть сольются души их,
Феди и гуслей моих”.
Низко князь Фокей склонялся,
С дровосеком он прощался,
С искрами костер горел,
Будто песню скорби пел.
Отдал князь мешочек злата,
Чтобы дед дожил богато,
И вернулся на ладью,
Думу думая свою.