Мой непоколебимый комиссар..
Я сжег её простреленную куртку.
Сидит теперь расхристанной на кухне
с аптекарской резинкой в волосах.
В немыслимых велюровых цветах,
посыпанных мукою и ванилью,
и буковки пускает изо рта
картавишно, на детском суахили -
люлю тея, люлю тея, лапуль -
с заботливым усердием лукавства,
так в ложке мнут горошины пилюль,
мешая с мёдом горькое лекарство.
Она ещё не верит, что не с ним.
Сиамский шов в корявых заусенцах,
не подсыхает, мокнет и саднит
на вылущенной половине сердца.
Ей не хватает губ его и рук,
колючих щёк и запаха одежды.
Фантомный кровообращенья круг
неслышно перекачивает нежность.
Я ей твержу - негоже воевать
( и сам себе противен) - время лечит.
Молчит и курит. Дымные слова
сползают с соломоновых колечек.
Запаклятся отверстия от пуль,
следы других имён затопчут память.
Я знаю - говорит она, - лапуль.
Я тоже заживу в тебе когданить.