Казань – город, который я про себя называю своей второй родиной, второй мамой. Родился я в маленьком Торжке Тверской /Калининской/ области, но первым городом в моём проснувшемся сознании стала Казань, а разбудили это сознание немецкие бомбардировщики. Мне тогда шёл четвёртый год . В августе сорок первого за Москвой наш эшелон попал под бомбёжку. Взвыли сирены, торопливыми короткими истошными гудками закричали паровозы, загрохотали зенитки, заметались по небу лучи прожекторов. Из теплушки меня родители унесли в сосняк под насыпью, куда попрятались и все, кто был в эшелоне. Чёрное небо было расцвечено красными всплесками от разрывов зенитных снарядов, кто-то кричал: Во-во попал, попал… ,а я смотрел на эту картину в небе и думал, что эти разрывы очень похожи на кипящую манную кашу. С этим и заснул. Наш эшелон не пострадал, а вот другой где-то в Сходне разбомбили.
А дальше была Казань, станция, платформы со станками под брезентом и мы - дети и женщины под брезентом, под дождём, в солдатских палатках, на деревянных раскладушках, закутанные во что придётся от начинающихся ночных заморозков. Ну, всё один в один как в фильме военных лет: «Большая земля» с моими любимыми артистами – Тамарой Макаровой Марком Бернесом и Петром Алейниковым. Не очень-то радостно встречала Казань «экавыренных». Постепенно нас расселили, куда смогли. Родителям досталась проходная комнатёнка метров восемь кв. без отопления в деревянном доме . Пришлось ставить «буржуйку» посредине и трубу выводить в форточку. Я всю войну проспал на столе швейной машинки Зингер. Впрочем не совсем так; чаще, особенно в первые годы войны я вообще не ночевал дома. Оставался в детском саду или спал в сушиле литейного цеха вместе с отцом, тем более что и детсад располагался на территории завода. Так и жили до мая 1946 года.
Вспоминаю первые дни в Казани: мы с мамой – молодой тридцатилетней женщиной в белом платье и модном белом берете едем в трамвае. Я не знал тогда, что это – трамвай. Под потолком стеклянные лампы, похожие на баклажаны, болтающиеся чёрные поручни, пассажиры на лавках спиной к окнам, шум, лязг, звонки, дёрганье. Мы стоим посреди прохода и я, карапуз в матроске и бескозырке с надписью «Герой» дергаю маму за руку и спрашиваю:»Мам, нас сейчас будут бомбить?» Какая-то тётя встаёт и меня усаживают на лавку. На проходной завода, куда мы приехали, огромный плакат - сердитый дядька в военной форме указывает пальцем прямо на меня: «А ты записался добровольцем?» - читает мне мама.
Мои сверстники часто жалуются, мол, мы – дети войны, нам бы какие льготы, у нас не было детства. Я не согласен, было у нас детство. Да, оно совсем не такое, как у сегодняшних девчонок и мальчишек, но мы другого-то и не знали. Я постараюсь вспомнить каким оно было...
Фото из интернета