Очень жалко, что в деревне
Под горою Дуб сгорел.
И на память даже древний
Пень его не уцелел.
Почитался стариками
За свой долгий, долгий век –
Знать сажал его руками
Добрый русский человек.
Место выбрал неплохое,
Где он жил в свои века,
Рядом – кладбище сухое,
Городёнка и река.
По оврагу – тот, что с дворни,
Мчались воды до реки,
Укрепляя его корни
И могучие суки.
Долго он стоял зелёный,
Кучерявый, молодой,
Жарким солнцем опалённый,
Дождевой омыт водой.
Но пришли года лихие.
Стал внутри он пустотел.
Корни вылезли сухие,
Лист зелёный пожелтел.
Все невзгоды миновали.
Гордо он войну прошёл.
Мы ж свидетелями стали,
Как он смерть свою нашёл.
В Дубе прятались солдаты
От снарядов, пуль и мин,
Когда немец бил по хатам
Из Болвановских лощин.
В старину здесь мимо Дуба,
Летом, осенью, весной
И зимою в тёплых шубах,
В церковь шёл народ честной.
Люди чинно проходили,
Позабыв свои дела.
Дубу здравствуй говорили
Долгожители села.
Но и он с немым поклоном
Дедам, бабкам отвечал:
«Я, ведь, помню, как в сожжённом
Городище люд кричал».
Кто бы мог тогда предвидеть,
Что придёт его пора
Мир в последний раз увидеть,
Полыхая до утра.
Ох, плохи наши делишки:
Отчий Дуб, селу родной,
Уничтожили детишки
Шалой спичкою одной.
Так трещал всю ночь бедняжка –
Словно били топором.
Погибал он очень тяжко,
Не пришёл никто с ведром.
Умирал со стоном, больно,
Расставаяся с селом:
«Отстоял своё, довольно!»
И вниз грохнулся стволом.
Сотни лет стоял на страже
У деревни на виду.
А случилось так, что даже
Уж забыли про беду.
Затянуло время раны.
Кто-то где-то повлиял:
Дескать, не было охраны –
Он ещё бы постоял.
Пошалили малость дети.
Что с них взять? - ребёнок глуп.
Пусть тогда отцы ответят
И посадят новый Дуб!
Чтобы он как символ жизни
Был хранителем села.
Чтобы жизнь в родной Отчизне
Не погибла, а была!
Быстро слух разносит речка –
Наша славная Иста –
По Оке несёт словечко:
«Нету Дуба у моста!»
Вся Орловщина узнала
Про печальные дела.
Знало Дуб людей немало –
Гордость Фурсова-села.
Знала вся его округа.
Всех он видом поражал.
Возраст Дуба был заслугой –
О былом напоминал.
Больше не было такого,
Чтоб знал радость и беду,
Помнил Поле Куликово
И татарскую Орду.
Был свидетелем Крещенья
И постом сторожевым.
Был и лобным местом мщенья
В назидание живым.
Но угрозы высшей меры
Истый люд не признавал.
Дуб в вопросах старой веры
Твёрдость духу придавал.
Нет светлее места, чище,
Чем то место, где он рос.
Не случайно Городище
Основало здесь погост.
Городище наше, к слову,
Было в древности – увы! –
Современником Белёва,
Мценска, Тулы и Москвы.
Город тот стал разрастаться.
Вятичи шли на Исту,
Не желая покоряться
Ни татарам, ни кресту.
Вятичи – Руси отрада,
Племя храбрых работяг!
Вы ходили до Царьграда,
Мономаху рвали стяг.
Волю в битвах добывали
Наши предки–вятичи.
И без устали ковали,
То орала, то мечи.
Были все во всём едины:
В жизни, смерти и труде.
Долго в чёрные годины
Покорялась Русь Орде.
На Белёв нашли татары,
Но его взять не смогли.
Им белёвцы дали жару,
Так других они сожгли.
Без воды, без сна и пищи
Долго бился наш отряд.
Погорели все жилища,
Городок был всё же взят.
Только небо заалело,
Тут подмога подошла.
Чудом что-то уцелело
И спасенье жизнь нашла.
В Городище том немало
Предкам кровь пришлось пролить.
Городка того не стало,
За оврагом стали жить.
В жизни каждого ребёнка,
С незапамятных минут,
Дуб, Иста и Городёнка
В слове «Фурсово» живут.
А теперь всё на исходе:
Нет посёлков, хуторов,
Нет хозяев в огороде,
Нет людей и нет коров.
Нет Болвановки на месте.
Нет деревни Воронца.
Ото всюду идут вести:
Сельским драмам нет конца.
Погибает, что веками
Крепло, строилось, росло.
Власти нашими руками
Убивают ремесло.
Чтобы жили деревеньки,
Чтоб никто им не мешал,
Надо думать, хоть маленько,
А не жить под капитал.
Меньше слов, чиновной спеси.
Жизнь подскажет всем сама,
Как решать проблемы, если
Нет людей, но есть дома.
Больно видеть, что селенью
Жить осталось двадцать лет.
Гибнет Русь и, к сожаленью,
В ней самой – спасенья нет.
(Виктор Яковлевич и Анатолий Я. Климовы)1980/2000