Утром снайпер в прицел моё сердце поймает,
палец девичий плавно нажмёт на курок,
ей за душу мою баксов сто отчитают,
ну, а я упаду на прострелянный бок.
Пуля - дура свершит свое чёрное дело,
и горячая кровь побежит изо рта,
и покинет душа мое бренное тело,
и Господь отворит для нее ворота.
Я весь день пролежу аж до зорьки вечерней,
как стемнеет, бойцы, распугав воронье,
похоронят меня под звездою фанерной,
прицарапав к другим павшим имя мое.
А когда в тишине зазвучат автоматы,
и майор разрядит в мою честь полрожка,
и заметит, что я за неделю девятый
с той поры, как он стал командиром полка.
Он отпишет домой, что погиб я героем,
и тоску будет водкой глушить в оный раз,
а лихой генерал наорет перед строем
на него и на наш поредевший спецназ.
А домой отошлют оцинкованный ящик,
чтоб над ним обо мне горько плакала мать,
наплевав на печальные чувства скорбящих.
Обманув, как всегда, у них принято врать.
Снайпер снова в прицел чье-то сердце поймает,
свято верящий в то, что вершит правый суд.
Ему нас убивать сам Аллах разрешает,
и к тому же немалые деньги дают.
А холмы зарастут, дома и на Кавказе,
чтоб быльём поросли быль и ложь обо мне,
алчность высших чинов, бред нелепых приказов,
чтобы мир не узнал, что творилось в Чечне.
2003