Июнь – пылает жаркий день.
Березы – ярко-сочная стена.
И вдруг нависла над стеною тень.
Мгновенье перед бурей – тишина…
И в диком сумрачном бреду,
Как в страшном сне, в плену врага
Бесчувственный б почувствовал беду,
В глазах его пробилась бы слеза…
Война стучалась во все двери.
Где вход закрыт – врывалась в дом,
И бешеным дичавшим зверем
Всех усыпляла вечным сном.
И в душах маленьких детей
Война о счастье мысль сметала.
И словно с бурей средь степей
В секунду детство пролетало.
Прижав дитя к иссохшему плечу,
Дрожащими губами ты шептала:
- Не даст Господь нас в руки палачу.
Не плачь, малыш, и я устала…
Не будет больше голода и страха,
Ты к Богу лишь не прекращай мольбы.
И быстро Мир оправится от краха,
И боле не услышишь ты стрельбы.
Вот ломоть хлеба, ешь его по крохе.
И не волнуйся за меня…
Я стану ангелом твоим, мой кроха.
Ты за двоих живи. И за меня, и за себя…
В последний раз прильнув губами
К детскому шершавому лицу,
Промолвила бессильными устами:
-Держись, родной, всё близится к концу!
Уже безжизненное тело обнимая,
Слезами горечи и болью обжигаясь,
День ото дня слабея, угасая,
Рыдал малютка, к маме прижимаясь…
Война! Не даст пощады никому.
Нет для нее ни женщин, ни детей.
Её законы учат одному –
Умри или убей. Умри… убей…
Она остра как гильотина,
Лишает жизни вся и всех,
Так глубока её рутина.
В войне убийство ведь не грех.
Большим кровавым отпечатком
Легла она на жизнь народа.
Судьбу клеймила всем зачаткам,
Лишив внезапно кислорода.
Наводит ужас мысль о том,
Как жизни пламя угасало,
Когда война своим холстом
Добро в жестокость расписала.
В широких трещинах лица,
В глубоких ранах бледных губ,
Остался терпкий вкус свинца
И отголосок страшных мук.
Усталый ветер степь колышет,
Дремотою покрыта даль.
Затихло все… войны не слышно.
Она ушла… осталась лишь печаль.
Осталась боль, и кровоточит сердце.
Сквозь тьму густую пробирался свет.
В жизнь новую открыта дверца,
И тень ушла… вдали встает рассвет…