Она стояла у окна в потертой выцведшей пижаме.
И не хотела никуда. Но разве что, конечно, к маме.
Рвануть в неугомонный юг из плотного кольца провалов
Как ласточка из пленных рук, как сказка из-под одеяла.
Вот так вернуться босиком и зареветь во что есть силы,
Чтоб мама теплым молоком, как раньше в детстве отпоила.
Из полувзрослого гнилья двусмысленных полуобманов
Наружу вывернуть себя ,как мелочь в глубине карманов.
Но этой кливлендской зимой наверно будет столько снега,
Что он накроет с головой всю траекторию побега.
И словно первородный грех в тисках невидимой присяги
Останется лежать для всех нетронутым листом бумаги.