Разве кто-то любовь выбирает?
Я, под грохот железных колес,
Встретил взгляд малолеточки Раи
И глаза ее полные слез.
Я и сам бы бутылку всю выпил,
Но сейчас захотел выпить с ней.
И гремел, унося нас, «Столыпин»,
В свете тусклых купейных огней.
--Эй, сержант! Как тебя там, не знаю.
Я добавлю еще четвертной.
Отпусти малолеточку Раю
Посидеть до утра здесь со мной.
--Ну, да что вы рехнулись, ребята?!
--Но, ведь я же прошу не за так…
Ведь не часто в подарок солдату
Преподносит судьба четвертак.
--Ладно. Спит очень крепко начальник.
До рассвета… А там по местам—
И, забрав аллюминьевый чайник,--
Будет сделано,--он прошептал.
Распахнулась заветная дверца!
Королевой в отстойник вошла
Наша Рая, что екнуло сердце,
Будто в сердце попала стрела.
--Может это случайность, ошибка?
Что за гад намотал тебе срок?
Малолеточке с детской улыбкой,
Не знакомой со словом порок?
Но, как только распили мы водку,
Слившись в жарких объятьях с тобой,
Я спросил: «Ты за что здесь, красотка?»
Ты ответила тихо: «Разбой».
Я разбой превращала в искусство,
Без излишних эмоций и слов
И без всякого лишнего чувства
Вечерами мочила «козлов».
Под аккорд ресторанной гитары,
С предложеньем пойти погулять,
С одного вырубала удара
Тех, кто видел во мне только б***.
За лопатник купюрок шуршащих,
А бывало и за три рубля
Я по косточкам, нежно хрустящим,
Била ломом-трубой кобеля.
А когда-то, случалось, бывало,
Его руки тянулись к соску,
Била в лоб, а потом заливала
Смесью водки с ликером тоску.
Может это и странно, и дивно:
Я мечтала о чистой любви!
Ты не знаешь, как было противно
Отмываться от липкой крови.
А теперь мне всю жизнь не отмыться.
Ну, да что тебе эти слова…
С той поры я желаю напиться
Каждый день…Что молчишь? Поливай!
И, прижавшись ко мне юным телом,
Зарыдала печально, навзрыд:
«Ну, кому до меня, впрочем, дело?
Я забыла и совесть, и стыд».
А наутро мы с ней распрощались.
Вспоминал я ту ночь, как в бреду,
Как шептал ей в тоске и печали:
«Не волнуйся… Тебя я найду».
Полным гадом навеки я буду,
Но запомню ту ночь навсегда
И тебя никогда не забуду,
Образ твой, пронеся сквозь года.
И, в объятьях пьянящей свободы,
После нескольких проклятых лет,
Я сложу тебе, Раечка, оду.
Я прославлю тебя как поэт.
Где бы только меня не носило,
Как бы не было больно не в мочь,
Только я пронесу до могилы
Эту память, «столыпин» и ночь.