Кинокамера, кончив титрами, начинает снимать сначала.
На мою кровать выпадает снег – ну а я отвернусь, усну.
Ты прошепчешь мне, что нелепо спать. И тебя мне не будет мало.
А пока что мне очень нравится погружение в белизну.
Кадр из прошлого в центре комнаты, замерло, разведя руками:
«Навсегда теперь я останусь здесь, в Рубикон ведь не входят дважды».
Только думаешь, как бы вылечить всех смертельно больных стихами.
Эту точку невозвращения и заметит отнюдь не каждый.
Каждый думает, устаканится, рассосется, замкнутся круги,
Правда не всегда.. Если холодно, не кори, так не станет легче.
Легче станет нам, если кто-нибудь бескорыстно протянет руку...
Ну а прежде чтоб устаканилось, нагружаем больную печень.
А я возвращаюсь домой
По улицам Рамат Гана.
И это немного странно
Раздваиваться под пилой…
Если ты придешь, буду танцевать для тебя под «Метель» Свиридова.
Если ты придешь, ты поверишь мне, что любые мечты сбудутся.
Но зима горда и честна со мной на убой – ничего скрытого.
Недоласканые кошачьи по ночам гуляют по улицам.
Недоласканых давят жалостью, как ногтем заползавших в голову
Сквозь любую щель, эти образы распадаются на метафоры.
Я готова ассоциировать нас с тобой по любому поводу
И зализывать, и залечивать забытьем и раствором камфоры.
Бестолковые миллионы строк, нам от них лишь потоки мыслей,
Непонятные никому вокруг, так и буду для всех странная.
Томас Манн опять за стеклом в шкафу, наблюдающий с укоризной…
Да и пленка тут обрывается, но и это совсем не главное.
А я возвращаюсь домой
по улицам Рамат Гана
И мне другого не надо,
И я не буду другой.
Мне кто-то кричит «стой»,
А я промолчу, с трудом…
Ведь я возвращаюсь домой.
Но где же теперь дом?