Мы жили, ни близки, ни далеки:
из тили-тили третьего замеса,
планируя до гробовой доски
пить сок берёз очнувшегося леса,
шуршать листвой, торить тропу в снегу,
рассчитывать, что корень не квадратен,
когда приляжешь переждать пургу
из солнечных с подпалинами пятен.
Ход времени оценивать на глаз
в сумятице контрастов светотени,
где пазлу света подбирают паз
пугливые пятнистые олени.
Осознавать берестяных цитат
глаголицу с тенистого амвона;
и если нет по осени цыплят –
считать ворон родного небосклона,
не замечая, или сделав вид,
что перестала куковать кукушка,
что полог леса над землёю взвит,
сильнее ветер, и близка опушка.
А если я устану и усну,
то не буди; зане под небесами
какое время года на кону
я чувствую с закрытыми глазами.