На пустом берегу, у зеркальной воды
Ты однажды заметишь чужие следы
И подумаешь: "Зверь, он опасен, и пусть.
Нынче вечером шкурой его обернусь!"
Он найдёт тебя сам, первобытное зло,
Он крадётся неслышно, он дышит тепло.
Не поможет стрела, бесполезно копьё,
Эта тварь -- отражение твоё.
Ты, не помня себя, обернёшься назад,
Обречённо метнётся затравленный взгляд,
Захлебнётся на визге воинственный клич:
Поменялись местами охотник и дичь.
Два броска до тебя, он запрыгнет на грудь,
Ты падёшь, от удара не сможешь вдохнуть,
И ножами на горле сомкнутся клыки.
Это смерть. Если сможешь -- беги!
Шевельнуться не смеешь, ты молишься вслух:
"Чем прогневал тебя, о, неистовый дух?"
Он уже с наслаждением вдыхает твой страх.
Будешь снова хрипящей добычей в когтях.
А пещерах, где мрак неподвижно-сырой,
Будут кости твои его детям игрой.
Но, однажды, ты выживешь, выйдешь на свет,
И собратьям оставишь завет:
"То не смерть, и не демон, послушай, поверь,
Пред тобою голодный испуганный зверь.
Всё равно, что отмерено грозной судьбой.
Мы сильнее, пока остаёмся собой."
Изречённое слово острее клыка,
И на горле мохнатом сожмётся рука.
Ты глядишь своей смерти в глаза, и она
Первобытного страха полна.
А потом ты уйдёшь. И вернёшься опять.
Ты огонь подчинишь, чтобы вновь убивать.
Где шумели леса -- только камень и сталь,
Но мерещится в сумерках зверя оскал.
Больше, больше огня! Нет, опять, никого.
В каждом шорохе слышится поступь его.
Громче музыку! Ритм разорвёт на куски
Красоту первобытной тоски.
Победитель, ты выжил, ты дрался как мог,
И заклятых врагов не щадил, не берёг.
Станет грязью твой хлеб, станет солью вода,
Без врага твоя сила уйдёт в никуда,
И останешься, жалкий, один в тишине.
А потом ты уснёшь и увидишь во сне
На песке у мерцающей кромки воды
Уходящего зверя следы.