Райнер Мария Рильке:
ЗА ЧТЕНИЕМ
Я всё читал, с полудня за окном
Шел дождь, но как шумел и бил в стекло,
Не слышал я – читал лист за листом,
Да чтенье трудно шло.
Смотрел на строки, и, казалось, лица
Неясные задумчиво всплывали
В уме, заставив времена грудиться.
Вдруг озарилась книга светом, стали
Нагроможденья робких слов тускнеть,
И вечер, вечер их затмил собою.
Смотрел в страницу я и мог узреть,
Как рвутся нити фразы и гурьбою
Слова летят, кому куда взбредет.
Я поднял голову, взглянул на небосвод
Над садом в переливчатом сверканье -
То солнце проглянуло на прощанье.
Ночь летняя вошла в свои права,
Разрозненно темнеют силуэты,
А путники видны едва-едва,
И слышен дальний (будто важно это)
Шум - отголосок жизни ночью летом.
Я отрываю взгляд свой от страницы
И вижу: мир велик, нет отчужденья.
У мира, что снаружи, нет границы,
С тем миром, что в моем воображенье.
Я всматриваюсь в ночь, во тьму врастая,
И вижу: у вещей есть суть простая.
И небосвод сужается тогда -
Земля растет, вздымаясь над собой.
Вон огонек – то ль первая звезда,
То ль дом далекий в темноте ночной.
Rainer Maria Rilke (Ren; Karl Wilhelm Johann Josef Maria Rilke, 4 декабря 1875г. – 29 декабря 1926г.)
Der Lesende
Ich las schon lang. Seit dieser Nachmittag,
mit Regen rauschend, an den Fenstern lag.
Vom Winde drau;en h;rte ich nichts mehr:
mein Buch war schwer.
Ich sah ihm in die Bl;tter wie in Mienen,
die dunkel werden von Nachdenklichkeit,
und um mein Lesen staute sich die Zeit. -
Auf einmal sind die Seiten ;berschienen,
und statt der bangen Wortverworrenheit
steht: Abend, Abend… ;berall auf ihnen.
Ich schau noch nicht hinaus, und doch zerrei;en
die langen Zeilen, und die Worte rollen
von ihren F;den fort, wohin sie wollen…
Da wei; ich es: ;ber den ;bervollen
gl;nzenden G;rten sind die Himmel weit;
die Sonne hat noch einmal kommen sollen. -
Und jetzt wird Sommernacht, soweit man sieht:
zu wenig Gruppen stellt sich das Verstreute,
dunkel, auf langen Wegen, gehn die Leute,
und seltsam weit, als ob es mehr bedeute,
h;rt man das Wenige, das noch geschieht.
Und wenn ich jetzt vom Buch die Augen hebe,
wird nichts befremdlich sein und alles gro;.
Dort drau;en ist, was ich hier drinnen lebe,
und hier und dort ist alles grenzenlos;
nur dass ich mich noch mehr damit verwebe,
wenn meine Blicke an die Dinge passen
und an die ernste Einfachheit der Massen, -
da w;chst die Erde ;ber sich hinaus.
Den ganzen Himmel scheint sie zu umfassen:
der erste Stern ist wie das letzte Haus.
Переводы, которые мне удалось найти. В оригинале нет людей, которые собираются в кружок и рассуждают, как нет упоминания прихода, села и морщин – это творчество Пастернака. Также нет упоминания зарниц и грозы. Некоторые строки допускают неоднозначное толкование.
Перевод Бориса Пастернака:
ЗА КНИГОЙ
Я зачитался, я читал давно,
с тех пор как дождь пошёл хлестать в окно.
Весь с головою в чтение уйдя,
не слышал я дождя.
Я вглядывался в строки, как в морщины
задумчивости, и часы подряд
стояло время или шло назад.
Как вдруг я вижу, краскою карминной
в них набрано: закат, закат, закат...
Как нитки ожерелья, строки рвутся,
и буквы катятся куда хотят.
Я знаю, солнце, покидая сад,
должно ещё раз оглянуться
из-за охваченных зарёй оград.
А вот как будто ночь по всем приметам.
Деревья жмутся по краям дорог,
и люди собираются в кружок
и тихо рассуждают, каждый слог
дороже золота ценя при этом.
И если я от книги подыму
глаза и за окно уставлюсь взглядом,
как будет близко всё, как станет рядом,
сродни и впору сердцу моему!
Но надо глубже вжиться в полутьму
и глаз приноровить к ночным громадам,
и я увижу, что земле мала
околица, она переросла
себя и стала больше небосвода,
а крайняя звезда в конце села –
как свет в последнем домике прихода.
***
Перевод Альберта Карельского:
ЗА ЧТЕНИЕМ
Я все читал. С тех пор как, хмур и строг,
дождливый день на стекла окон лег.
Я дня не видел, ветра не слыхал:
я все читал.
Я вглядывался в трудные страницы,
как в потемневшие от дум глаза,
и время собиралось, как гроза.
Вдруг у страниц светлее стали лица,
у слов стыдливей стали голоса:
то вечер, вечер вспыхнул в них зарницей.
Я все еще не поднял глаз, но строки
уже на части, будто нити, рвутся,
и врассыпную прочь слова несутся…
Теперь я знаю: там горят и льются
на сад огнем последним небеса; –
должно же было солнце оглянуться!..
И вот уж ночь кругом, и мир затих,
стал собранным, немногословным, строгим:
темнеют люди, ширятся дороги,
и странно внятен звуков смысл немногих,
что бродят где-то на путях ночных.
Теперь поднять глаза – каким понятным
вдруг станет все в величии своем!
И ум сольется с миром необъятным,
и мир привольно разместится в нем.
Еще прочней приникнуть взглядом жадным
ко всем предметам, темным и неясным,
к их молчаливым первозданным массам, –
земля все небо обоймет тогда.
И как последний дом, земле подвластный,
мне светит в небе первая звезда.