Про царей и царство, большое государство, и про то

ПРО ЦАРЕЙ И ЦАРСТВО,БОЛЬШОЕ ГОСУДАРСТВО, И
ПРО ТО, КАК ИВАН-БОЛВАН ЗА ПРАВДОЙ ХОДИЛ
         (дорожная сказка)
 
                I

Жил да был на свете царь…
Правил царством государь,
Обещал, что жизнь народа
Будет лучше год от года,
Потому, что так хотел,
А народу ждать велел.
И народ воспрянул духом:
«Может, это наша пруха –
За последние сто лет
Повезло с царём. Аль нет?»
Стали ждать той лучшей жизни,
Послужить не прочь отчизне
И царю за то, что он
Принимал от всех поклон.
Только вот года мелькали,
А в народе всё гадали:
«Ну, когда же, наконец,
Нищете придёт конец,
Государевы наказы
Всех избавят от заразы».

Но тогда не знал народ,
Что какой-то счетовод, – 
Проходимец, недоучка, –
Был когда почти в «отключке»,
Что-то там не так сложил,
Всё умножил, не делил,
Приписал, что было надо,
И отправился с докладом,
И сказал царю: «Мол, вот,
Хорошо народ живёт,
Потому и было б надо
Увеличить дань всем кряду».
Молвил царь, что, коль всё так,
Прекращать пора бардак.
Сделал главным счетовода,
Чтоб тот дань собрал с народа,
И издал указ о том,
Что изгонит помелом
Иль отправит всех в темницу
На хлебец и на водицу,
В воровстве кого узрит.
А того, кто умолчит,
Что живёт не по доходам,
Враз отправит пешим ходом
Под охраною стрельцов
В лес дремучий, и концов
Не сыскать в том гиблом месте.
Пропадали там без вести.
               
И глашатай в тот же день
Зачитал всю дребедень,
Как положено, народу,
Только тот на хлеб и воду
Перешёл уже давно.
Государю ж  не дано
Было знать, что происходит,
А придворным с рук всё сходит.
Те царю всё время лгут,
Даже глазом не моргнут.
Пустят слух, что Леший бродит
И красавиц всех уводит,
Иль разбойник Соловей
По ночам свистит, злодей.
Царь все слухи собирает
И придворным поручает,
Чтоб отправили стрельцов
На поимку подлецов.
А придворным то и надо,
Чтобы не было преграды
Из казны тащить всё впрок.
А царю и  невдомёк:
Подлецы-то рядом ходят,
С государя глаз не сводят,
То шепнут на ушко лесть
Или скажут добру весть
И дадут решать задачу,
Приносящую удачу.
Над задачей мыслит царь,
А какая-либо тварь
В это время греет руки
И от жадности ль, от скуки
Норовит залезть в казну,
На других свалить вину.

Так и жили в царстве этом:
Темнота сменялась светом,
Кто-то правил, кто-то крал,
Кто разбоем промышлял.
А народ нищал всё больше,
Становилась жизнь всё горше.

                II
       
Жил в том царстве молодец:
Не глупец и не мудрец,
Балагур и забияка,
Был смекалист, но гуляка,
Не терпел, когда кто лгал,
А за правду сам страдал.
Звали молодца Иваном,
А по прозвищу – Болваном.
Так прозвали молодца               
Из-за царского гонца.
Он послал гонца далече.
Разобралось только вече,
Что туда нельзя попасть,
Разве только зверю в пасть.
Тут же молодца схватили,
Нежно руки заломили,
Так, что глазки из орбит
Чуть не вылезли. Обид
Было много на Ивана,
Но обрадовался рано
Царский прихвостень гонец,
Хоть Ивана во дворец
Притащили силой слуги,
Чтобы молодца на муки
Непомерные обречь.
Захотели сразу сечь,
Но подумали, решили,
Чтоб другие не забыли,
Изощрённей наказать: 
Бросить хлопца зверю в пасть.
И всю ночь царю внушали,
Ваньку ворогом назвали,
А как глянула заря,
То добились от царя
Наказать сполна Ивана.
Привела его охрана,
Отпираться тот не стал:
«Ну, послал, куда послал.
Коль хотите, то за дело». –
«С государем так вот смело
Не престало говорить, –
Царь подумал. – Стало быть,
Этот малый впрямь опасный,
Вольномыслием заразный».
И решили: Ваньку сжить,
В клетку к зверю посадить.

Зверь был хищником зубатым,
Полосатым и хвостатым,
Из заморских, дальних стран
Был царю в подарок дан.
Зверя голодом морили,
Трое суток не кормили,
А когда взбесился он –
Ваньку тут же и в загон.
Зарычал тут зверь ужасно
И зубами стукнул важно.
«Вот и всё, пришел конец», –
Так подумал молодец.
Окрестил себя перстами,
Жизнь мелькнула пред глазами:
«Пропадать, так пропадать», –               
И в глаза зверюге – глядь.
Долго ль, коротко ль глядели,
Лапы зверя обомлели,
Ваню нежно он лизнул
И у ног его уснул.
Тут Иван вздохнул, не веря,
Обласкал сердечно зверя:
«Фу, пока что пронесло».
А гонец смотрел-то зло.
Стали ждать, что зверь проснётся,
И тогда Иван загнётся.
            
Говорили, кто что мог:
«Али хищник занемог…
Аль Иван имеет чары,
Что спасли его от кары…
На царя и верных слуг
Может он нагнать недуг…»
Были склочны разговоры.
Прекратились разом споры,
Только зверь проснулся. Встал,
Ваню нежно приласкал
И нежданно молвил слово,
Что не даст Ивана снова
Мучить больше никому.
Отпустить бы потому
Было б надобно Ивана
И его из рук тирана,
А не то, всё разнесёт,
Не задорого возьмёт.
Подмигнул Ивану гордо:
«Видел, вытянулись морды.
Пусть узнают, кто тут шут,
По-иному запоют».

Вот такого поворота
Разве мог предвидеть кто-то.
Стал гонец тут говорить:
«Ваньку надобно казнить.
Он опасен в нашем царстве
И замечен был в коварстве:
Зверя он околдовал,
Хищник вот и взбунтовал».
Царь сказал: «Свои указы
Отменять не стану сразу.
Не могу я, так сказать,
Ваньку тут же наказать
За одну вину два раза.
Не совсем же я зараза.
По сему, – как должно быть, –   
Тех, кто в клетке, отпустить».

Так Ивану подфартило,
Не сгубила злая сила.
Воротился он домой,
Рядом зверь, да не простой.
Не видал никто такого: 
Полосатого, большого.
Ваня всё тут рассказал:               
И откуда зверя взял,
Про гонца, про государя,
Про министров и их хари.
Стал гуторить тут народ:
«Хорошо, коли везёт,
А могло быть по-иному:
Не по доброму, по злому. 
Так что, уж, прости, Иван,
Коль по правде, ты – болван.
Разве можно против власти          
Разводить такие страсти?»
Ванька слушал да молчал,
Непонятно: внял, не внял.
Но с тех пор, смеясь, Ивана
Стали в шутку звать Болваном.
 
Обижаться тот не стал,
Жил себе да поживал.
Не чурался он работы,
Делал всё с большой охоты.
Зверь тот тоже всем служил,
И народ его любил.
Охранял он всё селенье
Так, что не было сомненья:
Коль разбойник или вор,
Всем он тут же даст отпор.
А потом пошла в народе
Та молва: «Есть город, вроде,
В этом царстве  иль село,
Где живёт добро, не зло.
Сторожит тот град надёжно
Зверь диковинный. С ним можно    
Хоть о чём поговорить,
Но, не дай Бог, разозлить.
Зверь тот внемлет лишь Ивану,
А по прозвищу – Болвану».
Много кто хотел в тот град,
Кабы не было преград.
О преградах все тут знали –
Нечисть в город не пускали,
А, коль ты царёв слуга,
Лучше б скрыться от греха,
Чтобы в том не уличили.
Слуг царёвых не любили.

Но прошло немного лет.
Был народ обут, одет
В граде том и всем доволен,
Так как был он не неволен.

Время шло, сменился царь,
При котором, как бунтарь,
Был Иван посажен в клетку.
Новый – принял на заметку,
Что есть город, где народ               
Припеваючи живёт.
Почему, того не знают,
В этот город не пускают.
А царю хотелось знать,
Может, опыт перенять. 
Вызывает счетовода:
«Разобраться мне охота,
Почему живут не так.
Там иль тут у нас бардак?
Что за город этот странный,
Провались он, окаянный».
Так ответил счетовод:
«Дел совсем невпроворот,
Потому скотиной буду,
Если скоро не добуду
Всё, что царь изволит знать.
А, коль станут не пускать,
То без всякого сомненья
И с царёва повеленья
Буду с них три шкуры драть.
Покажу, кто в царстве власть».
С тем отправился в дорогу,
Взял стрельцов себе в подмогу…

Но оставим их в пути,      
Чтоб к рассказу перейти
О царе, что раньше правил,
Что в наследство он оставил.

                III

Царь ещё вступал во власть,
А казалось, будто страсть
Вся народная проснулась,
Ликованьем обернулась.
«Первым делом, – молвил царь, –
Я – лояльный государь.
Будем жить, как за границей,
Как заморский царь с царицей.
С ними надо нам дружить,
Чтобы помощь получить
Безо всякого обмана
Из-за моря-океана.
Нам без помощи хана,
Не моя на то вина.
Чтоб всё было справедливо,
Мы закон напишем живо,
По нему и будем жить.
А, коль станет кто грешить,
То подвергну наказанью,
Чтоб пропало впредь желанье».

Тут вот надо бы сказать:               
Не дурак был царь поддать.
Нализавшись медовухи,
Так, что всё урчало в брюхе,
Взял перо, – в глазах так два, –
Подобрал с трудом слова,
А потом так живо-живо    
Написал закон на диво.
По нему-то весь народ
Должен жить из года в год.
Что в итоге получилось,
Лучше, чтобы не приснилось.
Прочитать бы всё сполна,
Да головушка больна.
Впору тут опохмелиться
Или матом разразиться
На своих неверных слуг
Или тех, кто был вокруг.
Пошумел, покуролесил,
Оплеухи всем отвесил
И сказал: «Теперь дела:
Принимать пора посла
Из-за моря-океана,
От царя, маго дружбана».

Очень важный был посол,
Говорил, как будто зол,
Повторял всё время: «Сорри», –
А когда закончил, вскоре
Был обед дан в честь посла,
Где и речь его была:
«Ваше царство велико,               
Управлять им нелегко.
Чтобы были мы друзьями,
Я хорошими словами
Ваше царство опишу
И всю правду доложу.
Устранить вам только надо
Между нами все преграды.
Будем мы тогда дружить,
Сможем помощь предложить…»

Царь потом собрал министров
И сказал: «Нам нужно быстро
Войско вдвое сокращать,
Ведь накладно содержать.
Пушек тоже половину
Схоронить в сырую глину,
А ещё бы надо дать
Всем свободно торговать».
И министры стали сразу
Отдавать царя приказы,
Чтоб быстрей свершить дела,
Помощь батюшке пришла.

Взялись все за дело рьяно               
И решили Басурману
Пушки с ружьями отдать,
Чтобы смог он защищать,
Коль понадобится, царство.
«Надоело мне мытарство
По горам да по долам.
Я возьму весь этот хлам.
Может, что и пригодится
От кого-то защититься», –
Так ответил Басурман.
Выполняли быстро план,
В том царя не подводили.
Часть всех пушек схоронили,
А вдобавок корабли,
Что не в море, те сожгли.
Как бы лучше все хотели,
Как всегда – не доглядели.
Стали войско сокращать,
А кого куда девать,
Не продумали сначала,
Сократили, как попало.
Ну, а кто не знал, как жить,
Шёл охранником служить.
Полюбилась всем торговля –
На живца такая ловля.
Торговали, кто, чем мог,
Был бы только в этом прок:
Кто беднее, те – своим 
И последним, дорогим;
Кто с царём запанибрата,
Обнаглели вовсе гады,
Торговали всем подряд.
В результате во сто крат
Те царя богаче стали,
Ведь в казну не передали
Все сокровища земли,
Что из недр достать смогли.
И леса не пощадили,
Вырубали, увозили
К тем, кто вырубить помог,
А свои леса сберёг.

Царь как будто и не знает,
Что богатство уплывает,
И твердит послу одно:
«Помощь вашу ждём давно.
Жизнь свою мы изменили,
Царство чуть не разорили,
Выполняя ваш наказ.
Дайте помощь – и весь сказ».
Говорил посол учтиво,
Но намеренно игриво:    
«Будет помощь вам дана,               
Чтоб наполнилась казна,
Если полную свободу
Вы даруете народу
И на нашей стороне
В мире будете, в войне».
Царь взбесился не на шутку,
Взял тайм-аут на минутку,
Долго пил, ворчал, болел,
Матерился, отрезвел
И призвал министров строго:
«Собирайтесь в путь-дорогу
Разузнать, коль повезёт,
Кто и как, и чем живёт
За морями и горами,
За дремучими лесами.
А вернётесь, доложить –
Как нам жизнь переменить.
И узнайте про свободу,
Что дарована народу».

Кто хотел, а, может, нет
Поглядеть на белый свет,
Но отправился с охотой
За неведомой свободой
Министерский весь совет,
Чтоб найти царю ответ.

Самый главный из министров
Был на голову не быстрый.
Говорил он, рассуждал,
Словом мысль опережал,
А когда она входила,
То язык не шевелила.
И казалось всем тогда,
Будто бредил он всегда. 
Понимал его не каждый,
Даже, если кряду дважды
Говорил он об одном.
Переспрашивать при нём
Все министры не решались,
Так ни с чем и удалялись
Приказанья исполнять.
Приходилось уповать
На «авось» и на везенье,
А народу – на терпенье.
               
Первый в царстве был министр
На головку слишком быстр.
Был он рыжим, конопатым
И при том ещё чубатым.
А нахальства было в нём,
Что не сыщешь днём с огнём,
Ну, поди, у целой сотни.
Был к тому ж ещё и шкодник:
Царство стал распродавать,               
Только стали торговать.
А дружки его хапуги
Налетели, словно мухи,
Чуя лакомый пирог,
На халяву съесть кусок.
А обставил всё так мило.
По нему-то выходило,
Что радел он за народ,
Не какой-то идиот.
А с заморскими купцами, –
И такими ж подлецами, –
Вёл какую-то игру,
Сразу видно – не к добру.
Между тем, пошёл он в гору.
Призадуматься бы впору,
Что дела его вредны, 
Нет и пользы для казны.
Но чубатый мог для вида
Сделать так, что шито-крыто,
Потому и шёл наверх,
По дороге всё отверг,
В том числе и совесть тоже.
Власть была всего дороже.

Был министр ещё второй,
Что на голову больной.
Вроде, весь нормальный с виду,
Оказалось, что обиду
Затаил на целый свет,
А за что – большой секрет.
Выходило из секрета:
Честь его была задета,
А без чести жизнь не всласть.
Значит, надо лезть во власть.
И залез. А, коль у власти,
Нету в жизни большей сласти.
А она, ну, эта власть
Соблазняла, чтобы красть.
Устоял бы кто едва ли,
Не хотели красть, но крали.
А второй не то, чтоб крал,
Что давали, то и брал.
И за каждый чих давали,
Таксу знали, почитали.

А других министров взять,
Были этим все под стать.
Создавалось впечатленье,
Что у всех одно стремленье:
Иноземцев приласкать,
А на царство наплевать.
Потому родные мысли
Совесть до смерти загрызли.

Между тем, бежали дни.
Иноземцы как сродни
Всем министрам сразу стали,
Не стесняясь, рассказали,
Как живут и чем живут,
Что едят, поют и пьют,
О неведомой свободе
И каком-то там уроде,
Кто мешает всем им жить
И кого пора «мочить».
Долги были разговоры,
Также долги были сборы,
Но пора же знать и честь.
На прощанье всё как есть
Иноземцы показали,
И министры вновь застряли,
Чтобы есть, плясать и пить,
Иноземных баб любить.
Все в загулах отдыхали,
Иноземцы лишь вздыхали.

Собирались так раз пять:
Покидать – не покидать.
Но собраться не успели,
Как гонцы тут подоспели,
От царя дурную весть
Поспешили всем прочесть.
И министры враз от вести
Отрезвели все на месте.
«Царь так зол, как никогда.
Приключилась вдруг беда:
Басурман войну затеял,
В царстве панику посеял», –
Молвил первый из гонцов.
А второй сказал: «Лжецов,
Тех, кто деньги Басурмана
Затаил в своих карманах,
А за службу не платил,
Царь всех по миру пустил.
Вам велел он воротиться
И скорее повиниться.
Если ж в чём повинны вы,
Не снести вам головы».

Всё оставили в мгновенье,
Собрались без промедленья
Пред царём держать ответ,
Только рыжего-то нет.
Тот один все рыскал где-то,
Так объехал, чай, пол света.
Где он был, никто не знал,
Но к отъезду прискакал.
Всем отвесил по привету,
Положил сундук в карету,
Накрутил на палец чуб,
Ухмыльнулся скалозуб:
«Знаю, знаю, что не ждали.
А стоите что в печали?
Или вам не по нутру
Возвращаться ко двору?
Или страх тому виною,
Иль вина на сердце ноет?
Но пора в далёкий путь,
Нам царя не обмануть.
Мы ему всю правду скажем,
И вину свою замажем».

Царь министров поджидал,
В ярость страшную впадал,
А когда увидел оных, – 
Здравых, сытых и холёных, –
Учинить хотел разнос,
Чтобы помнили до слёз.
Сдвинул брови царь сурово, –
Для министров то не ново, –
Рот чуть было не открыл,
Но плут рыжий упредил:
«Царь наш батюшка, дозволь
Слово молвить. Не неволь.
Есть вина, но нет прощенья.
Гнев ли твой, свои ль мученья –
Примем всё как должно быть,
Но позволь нам отслужить.
Честно мы твои наказы
Выполняли, все и сразу
И доложим всё как есть.
Но послушай, что за весть
Долгожданную, как сладость,
Привезли тебе на радость:
Из заморских, дальних стран, –
Это правда, не обман, –
Помощь выслали намедни,
И прибудет та к обедне
Дней так, может, через пять.
Так что надобно встречать».
С каждым словом, царь добрее   
Становился. И скорее
Был готов расцеловать,
Чем по делу наказать,
Всех, а рыжего особо.
На него пропала злоба.
Каждый был чему-то рад:
И кто прав, и – виноват.
Долго спорили, гадали,
Басурмана упрекали
И решили, наконец:
Чтобы сгинул тот наглец,
Войско сильное отправить.
Басурмана не исправить.

Царь министров отпустил,
Плута рыжего спросил:
«Говорят, сундук с деньгами,
Драгоценными камнями
Ты привёз из дальних стран.
Это правда иль обман?»
Призадумался тут рыжий:
«Кто у нас такой бесстыжий?
Не успели прискакать,
Стали батюшке стучать.
Я ж их гадов защищаю,
От немилости спасаю,
А они уж донесли,
В спешке задницу спасли.
Сам виновен и страдаю,
Но теперь я точно знаю:
Не желаешь себе зла,
То не делай и добра».
А царю ответил важно:
«Есть сундук, но то не страшно.
Жизнь ведь стала тяжела,
Не таи за это зла.
Ну, а тех, кто шепчет сладко,
Говорит, что всё в порядке,
Бойся, батюшка, и знай –
Доверяй, но проверяй.
Эти в царстве дармоеды
Натворят большие беды». –
«Говоришь, конечно, так,
Знаю всё, себе не враг.
Но скажи, где, интересно,
Злато взял, но только честно». –
«Если честно, злато это
Заработал до монеты.
Не гулял и не кутил,
Днями разуму учил
Иноземцев этих самых,
Как ослов, во всём упрямых.
Всё у них не как у нас,
Всё по полочкам, час в час,
Но живут они богато,
Только как-то скучновато.
Наша жизнь, хоть тяжела,
Но на деле весела». –
«Весела? Кому веселье,
У меня же жизнь, как в келье:
Чуть из царства, как враги
Норовят вернуть долги.
Ну, а наши дармоеды
Ни одной тебе монеты
Не дадут ни так, ни в долг.
Вот и смотришь зло, как волк,
Чью добычу из-под носа
Утащили и без спроса.

Ты мне вот что подскажи,
Но подумай, не спеши:
На какие средства в царстве
И в моем-то государстве
Дармоеды, наглецы
Строить вздумали дворцы?
Не по этой ли причине
Вся казна пуста поныне?» –
«Ты их, батюшка, прижми,
Что твоё, то отними.
Постращай  одних темницей,
Соблазни других девицей,
А потом их уличи.
Пусть с иными палачи
Поработают как надо.
Вот увидишь, сразу гады
Всё расскажут: кто и где,
Что и сколько крал. Беде
Быть иначе. Казнокрады,
Не прижать их, будут рады». –
«Что-то есть в твоих словах,
Не прижмёшь, так будет крах.
Вот возьмём тебя, к примеру:
Вроде, всем доволен в меру,
Иноземцев вот учил,
Не гулял, не ел, не пил.
А чему учить их надо,
Коль живут они богато?
Кто ж добро отдаст вот так,
Если только не дурак?
Может, царские секреты
Обменял на те монеты?
Иль исполнить твой совет,
Но тебе держать ответ.
Палача позвать бы можно,
Развязать язык не сложно». –
«Ну, ты, батюшка, даёшь!
На тебя, ядрёна вошь,
От рассвета до заката
Всё пашу – и вот награда.
Ну, спасибо. Вот поклон.
Я из кожи лезу вон,
Чтобы батюшке быстрее
Помощь выслали, а с нею,
Чтоб наполнилась казна,
И долги отдать сполна.
А за службу мне в награду –
Палача. Что ж, будут рады
Все враги твои подряд.
Аль ты шутишь невпопад?» –
«Не серчай. Ну, будет, ладно,
Пошутил не очень складно.
Уважаю твой напор,
Ты любому дашь отпор.
На тебя одна надежда,
Знай: твоё со мною место».

Говорили обо всём:
О хорошем, о плохом,
О заморской жизни тоже,
Жить так гоже иль не гоже,
И что сделать, чтоб народ
Жил без видимых хлопот.

А потом пришёл с докладом
Самый главный. С ним же рядом,
Кто с головушкой больной,
Очень наглый, но второй.
«Ну, по главному вопросу
Доложите». – «По доносу?» –
Упредил второй спросить.
«Вам бы только доносить.
Доложите о свободе.
Что за зверь? И как в народе
Отзываются о ней». –
«Мне, конечно, всех трудней
Говорить о той свободе.
Есть иль нет её в природе?
Я б сказал: и так, и сяк», –
Самый главный начал так.
Говорил он очень долго,
Но никто не понял толком
Из доклада ничего.
Но вступился за него,
Кто второй. На вид кудрявый,
Говорил всегда, что правый.
«Может, лучше, чем сказать,
На примере показать.
Помнишь, батюшка, Ивана?
Ну, его ещё охрана
Притащила во дворец.
Не поладил с ним гонец.
Тот гонца послал куда-то,
А оттуда нет возврата.
Ты велел его казнить,
А потом и отпустить». –
«Вспоминать тебе охота». –
«Вот была б у нас свобода,
Ванька мог бы посылать.
Ты б его не смел карать,
Коль вину не доказали.
Виноватым бы признали
Только через общий суд». –
«Это ж Ванька - баламут,
Иже с ним, кто не доволен,
Будут делать, кто что волен.
Будет в царстве не народ,
А какой-то дикий сброд.
Допустить нельзя нападок,
В царстве должен быть порядок».

Рыжий слушал и молчал.
Наконец-то, он сказал:
«Для того нужна свобода,
Чтобы всякому там сброду
Не казалась жизнь дурной.
Хочешь – пей, а хочешь – пой
Или всех ругай, пей снова, –
И никто не скажет слова,
Коль разбой не учинял
И чужого брать не брал.
В голове же у народа
Пусть затеплится свобода.
Мы её для всех дадим,
А на деле – запретим.
Вроде, есть, осмыслить можно,
Ощутить вот только сложно.
Судьям тоже мы дадим
Право всё решать самим.
Только будут их решенья
Отражать царёво мненье.
Пусть тогда хоть кто-нибудь
Нас посмеет упрекнуть,
Что не дали мы народу
Эту самую свободу». –
«Всё мудро, что хоть куда.
Не оставим мы следа
Усомниться, что не дали,
Что народу обещали».

Всё решили, стали ждать,
Потянулось время вспять.
Так бывает в предвкушенье
Долгожданного свершенья
Всех желаний, наконец.
Доложил царю гонец:
«Иноземцы на границе,
Что-то там везут в столицу.
Пропустить иль задержать?
А то стали распускать
Слухи, будто бы наш первый
Обманул царя неверный –
Помощь выдумал опять». –
«Пропустить». – Дней через пять,
Не смотря на эти сплетни,
Во дворец, как раз к обедне,
Иноземцы все вошли
И с поклоном поднесли
Государю за терпенье
Помощь. Чтоб пришло спасенье.
Царь был рад на год вперёд.
«Поубавится хлопот, –
Думал он. – Вопрос с долгами
Я решу перед врагами.
Басурману дам монет,
Чтоб его не видел свет.
И себя я не забуду,
На строительство дам ссуду,
Чтоб построили дворец –
Красоты земной венец.
И улучшу жизнь народа, –
Вырождается порода, –
А то мрёт народ и мрёт…
Кстати, он-то подождёт.
Столько терпит бедолага,
Жить, как он, – уже отвага».

Думал царь и рассуждал,
Строил планы, приказал
Посчитать всё до монеты,
А днём позже, до рассвета
Стал богатство проверять.
Что случилось, не понять:
Счетоводы есть и стража,
Но на глаз видна пропажа.
Негодуя, царь вскричал,
Не на шутку рассерчал:
«Всех скотов сгною в темнице,
Если будут небылицы
Мне плести, кто виноват.
Чтоб из царских, из палат
Уволочь казну, быть надо,
Я б сказал, последним гадом.
Всех, не медля, гнать ко мне,
Разберусь, как на войне».

Прибежали все прохвосты:
Не высоконького роста,
Как бочонок, главный был
И от спешки не остыл;
Следом в «мыле» был кудрявый,
Тот, второй, что вечно правый.
Задыхаясь, прибежал
И кого-то всё искал;
Казначей хмельной, шатаясь,
За дверной косяк цепляясь,
По инерции влетел,
Что царя чуть не задел;
Главный страж вошёл и скрылся,
Будто в чём-то растворился;
И другие, все дрожа,
Кто спешил, кто не спеша,
С неохотою входили
И царю поклон дарили;
Наконец, открылась дверь,
Сунул морду дикий зверь,
Зарычал, что было мочи,
А за ним, как, между прочим,
В балахоне царский шут
И с фингалом рыжий плут.

Царь обвёл презренным взглядом
Всех собравшихся: «Заклятым
Будет каждый мне врагом,
Кто богатство смел тайком
Утащить, ограбив царство.
Это подлое коварство
Никому я не прощу,
Всех виновных отыщу.
Признавайтесь лучше сами,
Чтоб не быть царю врагами.
А иначе будет плач». –
«Вон за дверью ждёт палач, –
Шут, царя перебивая,
Засмеялся. – Жизнь такая,
Что не знаешь, где найдёшь,
Потеряешь аль вернёшь.
Что за странную беседу
Ты ведёшь? И с кем? К ответу
Надо сразу всех призвать,
На раздумье время дать:
Час иль два, от силы сутки, –
И не больше ни минутки.
Если ж к сроку не вернут,
Что украли, аль солгут,
То палач в работу вступит,
Чью-то голову отрубит.
Так вот будет каждый час».–
«Молодец. Отдам приказ,
Чтобы завтра до рассвета, –
Тут, уж, честь моя задета, –
Что украдено, вернуть
И, не дай Бог, умыкнуть.
Коли ж к сроку не вернёте,
Много горьких слёз прольёте,
Потому как каждый час
Кто-то там один из вас
Распрощается с головкой.
Наш палач отрубит ловко.
Первым будет казначей
Отвечать за сволочей,
Так как всё ему доверил
И надеялся, и верил».
 
«Не вели казнить, мой царь,
Милосердный государь.
Расскажу, как было дело,
Чтоб в огне оно сгорело.
Двери запер на запор
Так, что мышь, не то, что вор,
Прошмыгнуть бы не сумела.
Стража б тоже доглядела.
Стали денежки считать,
В сундуки, как есть, бросать.
Всё исправно мы считали,
Только деньги исчезали.
Было, как во сне дурном.
Сундуки с хорошим дном,
Сам проверил. Прямо диво».
Подсказал тут шут игриво:
«Может, был колдун какой,
Может, сам ушёл в запой
И не помнишь ни бельмеса.
Коль хмельная-то завеса
В голове, тогда на спор,
Может, сам-то всё и спёр». –
«Ты на что тут намекаешь,
Шут гороховый? Ты знаешь,
Что мне вынести пришлось?
Чтоб тебе не довелось
В страшном сне увидеть это.
Коль пришло б затменье света,
Воцарился б в царстве мрак,
Удивился бы не так.
Говорю ж, случилось чудо
И не весть пришло откуда:
На глазах, – ни дать, ни взять, –
Стали деньги пропадать.
Не иначе, в самом деле
Иноземцы захотели
Обобрать нас всех сполна.
Может быть, и колдуна
С их-то помощью прислали.
Помощь дали и отняли.
Надо было б их догнать,
Палачу огнём пытать,
Чтобы выведать секреты:
Почему у нас монеты
Исчезали на глазах.
На меня находит страх,
Если денег звон услышу.
Вон у первого чуть «крышу»
Из-за денег не снесли.
Еле бедного спасли».
 
«Было дело, – первый начал, –
Будто в сказке, не иначе.
Казначей позвал меня
На исходе, кажись, дня,
Как монеты пропадали.
Долго думали, гадали
И решили всё собрать,
Что осталось, передать
Лично в руки на храненье,
Чтоб спасти от разоренья.
Было тихо и светло,
Полнолуние пришло.
Говорят, в такую пору
Нечисть бродит. Я-то вздору
И значенья не придал,
Потому впросак попал.
По дороге нас догнали,
Долго били, всё отняли.
Отбивались, как могли,
Как за пядь родной земли:
И руками, и ногами, –
От кого, не знаем сами.      
Будто ветер просвистел,
Всё забрал и улетел.   
Ни души не видел рядом,
Вот вам крест иль буду гадом.
Тут не то, что станешь пить,
Будешь чёртиков ловить.
Коль чудес-то не бывает,
Что ж случилось. Кто-то знает?»
 
«Чудеса так чудеса…
Надвигается гроза:
Разорится наше царство,
В этом чьё-то есть коварство.
Что нам делать? – вот вопрос»,–
Царь в раздумье произнёс.
«Я вот, батюшка, не верю
В эту странную потерю.
Пусть меня и не поймут,
Ведь я просто глупый шут,
Но придумать, чтоб такое,
Надо быть самой грозою.
Верь, не верь, но предадут,
Царство всё распродадут
Эти доблестные слуги,
Ненасытные хапуги.
И совет: чтоб не пропасть,
Иноземцам в ноги пасть, –
Подадут как панацею.
Я советовать не смею,
Хоть и знаю – подведут
И, как липку, обдерут
Те, чьим следуешь советам.
Призови ты их к ответу.
Им бы только крест давать,
Отвернёшься – сразу красть.
Мне-то что? Живу я сытно.
За державу вот обидно».

Не послушал царь шута,
Сомневался как всегда 
И в края, что за морями,
За заморскими дарами
Снарядил своих послов.
Шут царя, хоть и зло слов,
Но предвидел всё он верно:
В государстве будет скверно.
А министрам повезло,
К ним прощение пришло.
Те и в думах не мечтали,
Снисхождения не ждали.
Не свершился правый суд.
Царь, хоть с виду был и крут,
Потерял бразды правленья
После этого прощенья.

И поехало, пошло…
Встрепенулось сразу зло,
Расползлось, заполонило
Царство всё. Чужая сила
Стала волю диктовать,
Чтоб хоть что-нибудь урвать. 
И немало было в царстве,
Сильном прежде государстве,
Тех, кто стал ей помогать,
За идею, так сказать.
Но, по правде, та идея
Исходила от злодея,
Не сулила ни добра,
Ни кола и ни двора.
Те, кто двигали идею,
Знали сущность той затеи.
А сводилось всё к тому,
Чтоб нагнать на царство тьму
И в народе сеять смуту,
Дать на всё большую ссуду,
Слуг царёвых подкупить,
Государство разорить,
А потом, как ненароком,
Чтоб самим не вышло боком,
Научить, что надо жить,
Чтобы больше не тужить,
Как за морем-океаном,
Будь-то правдой иль обманом.

Стали в царстве жизнь менять
На иную. Так сказать,
Как за морем-океаном,
Полу правдой и обманом.
Царь добро на это дал,
Правда, в сущности, не знал,
Что заветная идея
Исходила от злодея.
Не признается же в том,
Кто подкуплен серебром.
Но усердно жизнь меняли
И иную насаждали,
И сменили сам уклад
На чужой, заморский лад.
Не спросили у народа:
«Жить средь чуждого охота?»
Может, даже ничего
Было, если бы с того,
Иноземного уклада
Взяли лучшее, что надо,
Чтобы царство расцвело.
И случиться то могло,
Но пока что в царстве оном
По неписаным законам
Темнота сменилась тьмой,
И пошёл гулять разбой.
Охватил он царство круто.
Не смогло свершиться чудо,
Не возник в стране расцвет,
Потому как это бред –
Говорить о лучшей доле,
Если весь народ в неволе.

Как гуляло в царстве зло,
Сколько горя принесло,
Сколько жизней загубило
И разруху учинило – 
Знали все тот тяжкий грех.
Покарать, казалось, тех,
Кто вершил злодейство это
И отпраздновал победу
На костях и на слезах,
Было б надо. Но в царях
Всё не так: то за монету
Призовут тебя к ответу,
То за кражи и разбой
Будешь прав и будешь свой,
Даже, если глуп, как чушка.
Знай – шепчи царю на ушко.

Ну, а что же государь?
Говорили, будто встарь,
Если царь свои владенья
Не спасал от разоренья,
Уходил к вершинам гор,
Чтоб замаливать позор.
Ведь с позором жить не гоже,
Так как честь всего дороже.
Наш же царь был, как не свой,
А потом ушёл в запой.
Вышел тихо из запоя
И с непризнанной виною,
И созвал своих вельмож,
И сказал, итожа: «Что ж,
Долго правил царством этим,
Но как новый год мы встретим,
Так отправлюсь на покой.
Будет царь вам молодой.
Вы его не подведите,
Берегите и любите».

Новый царь был, вроде, свой
И с характером, с душой.
Обещал, что жизнь народа
Будет лучше год от года,
Потому что так хотел,
А народу ждать велел.
И народ воспрянул духом:
«Может, это наша пруха…»

                IV

Ну, а где наш счетовод,
Что отправился в поход             
В странный город со стрельцами,
Со своими молодцами?
А стрельцы как на подбор,
Всем готовы дать отпор
И царю служить до пота.
Служба – тоже ведь работа.               
Вот и город за рекой,
С неприступною стеной,               
Златоглавыми церквями               
И прекрасными дворцами.               
Через реку дивный мост,
Над вратами писан холст:
«Кто с добром к нам – рады будем,
Кто со злом – того осудим».
Стражи нет вблизи ворот,
Кто захочет, тот пройдёт.
Флаг на башне у оконца,
Ниже надпись: «Город Солнца».
Счетовод отдал приказ,
Чтоб востро держали глаз,
Стража чтоб  у врат стояла,
Никого не выпускала,
А коль будут не пускать
Или будет, кто мешать,
То вязать, да и в темницу,
А потом на суд в столицу.
Но не знал наш счетовод,
Что здесь праведный народ,
Потому и нет острога.
С ранних лет живут все с Богом.

Вот стрельцы пошли к вратам,
И, как вкопанные, там
Встали все. Такое чудо:
Зверь как будто ниоткуда
Вдруг возник, да не простой,
Острозубый, жутко злой.
Где-то видели такого.
«Далека ль была дорога?
Кто такие? К нам зачем?
Отвечайте или съем», –
Молвил зверь на удивленье.
«По царёву повеленью.
Обо всём царь хочет знать
И народу помогать.
Он о подданных в заботе,
Я его посланник, вроде.
Вот и грамота, печать», –
Счетовод стал отвечать.
«Коль вы с миром, то входите,
Но оружие сложите.
Есть порядок тут такой,
Мы ведь рады вам душой». –
«В царстве есть один порядок.
Не терплю ничьих нападок.
Говорю же – от царя,
И не стану тратить зря
Наше время на вопросы
От какого-то барбоса.
Так что лучше пропустить
И меня не прогневить». –
«Я согласен, проходите,
Но оружие сложите». –
«Непонятливый какой
Иль совсем тупой башкой.
Ну-ка, молодцы, вяжите
Да царя не посрамите,
И заткните зверю пасть.
Пусть узнает, кто здесь власть».

И стрельцы, в удачу веря,
Понеслись стремглав на зверя,
Чтоб связать и пасть заткнуть,
И о власти намекнуть.
Окружили зверя разом…
И моргнуть бы рады глазом,
Но лежат богатыри,
Почитай, так сотни три.
Счетовод глазами хлопал,
От бессилья топал-топал,
Чуть не тронулся умом.
Было явью, а не сном:
Сотни три стрельцов отборных
На лужайке в позах скорбных
Полегли в один лишь миг.
Счетовод умолк и сник.
«Ну, пойдем. Уж, скоро вечер.
Надо нам успеть на вече.
Доложи, что хочет царь,
Только долго не базарь.
Мы осудим справедливо,
Отнесёмся к вам учтиво.
Все твои богатыри
Будут в норме до зари.
Их накормят и напоят,
На ночлег их всех устроят.
Только я вот не пойму,
Коль народу своему
Новый царь добра желает,
Почему он посылает
Против нас своих стрельцов.
Мы ему, в конце концов,
Не враги. Желаем все мы
По-людски решать проблемы».

Счетовод был, как сурок,
Не прошёл, наверно, шок.
«Не лишился б дара речи,
Отвечать ему на вече», –
Думал зверь. А счетовод
Думал всё наоборот:
«Ух, зануда полосатый,
Всех стрельцов моих усатый
Сразу лапой уложил.
Услужил, так услужил.
Что скажу царю в столице?
Было всё, как в небылице.
Не поверит ни на грамм.
Вот так стыд и вот так срам.
Зверю я ещё припомню,
Вишь, нашёл себе он ровню.
А на вече что сказать?
Или, может, промолчать.
Притвориться, что с испуга
Не могу издать ни звука,
Что от шока стал немой
И к тому ещё – глухой.
А с немого и глухого
Нет и спроса никакого».

Так и сделал счетовод,
Чтобы не было невзгод.
Не заметили подвоха
И признали в нём немого,
Потому как он мычал
Да руками всё махал.
Проявили даже жалость,
Чтоб порадовался малость,
И вершить не стали суд,
Ведь убогого не бьют.
Накормили, напоили
И перину предложили,
А как только тихо ночь
Отошла с рассветом прочь,
Счетовода со стрельцами,
Молодцами-удальцами,
Отослали в стольный град,
К государю для «наград».
Дали грамоту вдобавок
Передать царю для справок.

Говорилось ясно в ней:
Город Солнца – для друзей,
И живут в нём люди чести,
Без обмана и без лести,
И гордятся добротой,
Не приемлют ни разбой,
Ни войну, и все отчизне,
Не жалея даже жизни,
Послужить не прочь, с мечом
Если враг придёт в их дом.
Говорилось, что, по сути,
Все равны, свободны люди.
Управляет всем закон,
И на заповедях он
Был основан, и на вере,
Потому как в полной мере
В каждом был с рожденья Бог.
Применяли не батог,
Если были прегрешенья,
А слова для убежденья.
Говорилось в ней о том,
Если будет царь добром
Своему платить народу,
Проявлять о нём заботу,
Будет царство возрождать
И делами подтверждать,
То помочь царю готовы
В начинаньях этих новых –
Во дворец пришлют посла,
Обсудить с царём дела.

А кого послать, решали,
Долго думали, гадали
И решили, наконец,
Что отправят во дворец
Всем известного Ивана.
Наказали, чтоб обмана
Опасался от вельмож:
«Так обманут – пропадёшь».
Дали Ване порученье,
Чтоб растаяли сомненья:
«Отыскать, коль в царстве есть,
Правду-матушку». За честь
Счёл Иван то порученье,
Попросил у всех прощенье,
Не винить, коль, что не так,
И отправился в кабак
Поразмыслить над судьбою
И над жизнью молодою,
И над тем, что в жизни ждёт,
И как правду он найдёт.
Приходили тихо мысли
И всё больше душу грызли –
Может, зря согласье дал,
Как не вышел бы скандал.
Но те мысли гнал скорее –
Утро вечера мудрее.

                V

Вот и солнышко взошло,
Утро мудрое пришло.
Наш Иван испил водицы
И отправился в столицу
На коне, на вороном,
Да на друге озорном.
Верой-правдой конь вёл службу,
Предан был, ценил он дружбу,
А Ивана обожал
И в обиду не давал.
Если тот скучал, бывало,
Веселил его, как стало:
В шутку делал реверанс.
И от смеха, будто в транс,
Видя это, все впадали,
Со слезами хохотали.
А у самых у ворот,
Улыбаясь в целый рот,
Полосатый зверь Ивана
Поджидал: «На сердце рана,
Что прощаюсь я с тобой.
Конь твой славный вороной
Скрасит путь тебе. В столице
Будь проворней даже птицы,
Будь всегда в своём уме,
И какой-то там чуме
Не давай прилипнуть к телу,
Занимайся только делом.
Ну, а если, хоть в бреду,
Попадёшь с конём в беду –
Вот свисток. Ты свистни тихо,
И примчусь к тебе я лихо».

Попрощались, стало быть.
Зверь отправился служить,
Конь, предвидя приключенья,
Стал скакать, как на ученье.
А дорога далека,
Без сомненья, не легка
В стольный город предстояла.
Нечисть всякая гуляла
Без боязни тут и там,
А особо по лесам,
Чтобы грабить на природе,
Чтобы страх держать в народе.

Днём и ночью при луне
Едет Ваня на коне,
Средь зелёных трав лугами,
Меж высоких древ лесами,
Мимо тинистых болот,
Голубых озёрных вод,
Вдоль бегущих рек на север.
А коровы щиплют клевер
В бело-розовых цветах,
И собаки в пастухах,
В поле, стадо погоняя,
Всё резвятся, звонко лая.
Птички весело поют,
Настроенье придают.
Облака по небу ветер
Гонит, будто не заметив,
Что меняет облик их:
Белоснежных и седых
Превращает то в рыбёшек,
То в собак, то в белых кошек,
То в неведомых зверей
Или птиц, а то в людей.
Те несутся над землёю,
Опьяняя красотою.
Едет Ваня без забот:
То поест, а то попьёт,
То в трактире погуляет,
Новость свежую узнает,
То заедет в дивный бор,
Чтоб послушать леса хор,
Или в речке окунётся,
Отдохнёт, поспит, проснётся –
И усталости, уж, нет,
Снова мил, прекрасен свет.
Конь Ивану подражает
И ни в чём не возражает.

Чтоб с дороги не свернуть,
Указатель – Млечный путь,
Да и звёздочки мерцают.
А как солнце заиграет,
По нему ориентир.
Пред глазами целый мир
И бескрайние просторы.
Объезжают их дозоры.
Всё объехать нету сил,
Потому и говорил
Каждый встречный, убеждая,
Чтобы ночью, мест не зная,
Ваня ехать бы не смел,
Ведь творится беспредел,
И в беду попасть не сложно,
И лишиться жизни можно.

Что такое беспредел,
Ваня выяснить хотел,
Но забыл, а вспомнил это –
Лес кругом, и солнце где-то
Отошло за горизонт,
Обагрило неба зонт.
«Возвратиться, коль обратно,
То удача безвозвратно
Отвернётся от меня.
Так что лучше на коня –
И нестись, что будет мочи,
Через лес проехать к ночи, –
Думал Ваня как хотел. –
Коль придётся беспредел,
Часом, встретить на дороге,
Мы не будем «делать ноги».
Хоть нам жизнь и дорога,
Беспредел мы за рога –
Да и скрутим в рог бараний.
Нам на это хватит знаний».

Понеслись на всех парах,
Но галопом гнал не страх:
Не хотелось, на ночь глядя,
Где-то там сидеть в засаде,
Чтоб не спутал карты бес.
«Пролетели», вроде, лес,
Но у самой у опушки
Навострил конь разом ушки,
Вдруг отчаянно заржал,
На дыбы внезапно встал,
На пути, узрев преграду.
Так прямёхонько в засаду
Ваня тут и угодил.
Бранью сразу всех покрыл,
Поднимаясь, отряхнулся,
Вновь ругнулся, оглянулся,
А вокруг десятка три
Мужиков. Богатыри!
Ваня тоже был не хилый
И померился бы силой
С каждым тридцать раз подряд.
А разбойники галдят:
«Всё, что ваше, станет наше».
Рядом конь стоит на страже.
Одному уже поддал,
Чтоб тот руки не совал.

А главарь с ухмылкой ходит
И с Ивана глаз не сводит:
«Ну, приехали, дружок.
Жизнь отдашь аль кошелёк?
Сам аль мы применим силу?» –
«Ты, я вижу, заводила.
Смелый слишком, коль с толпой,
Прямо вылитый герой». –
«Разговорчивый, однако.
Ты откуда, бедолага,
И куда, коль не секрет?» –
«Да секрета, в общем, нет.
Город Солнца есть на свете.
Вот оттуда мы и едем,
Чтобы царь поведал нам
Правду-матушку, но сам». –
«Слышал, есть такая где-то,
Но на ней печать секрета,
И лежит она в ларце,
А ларец тот во дворце.
Есть там дверь с семью замками,
Не ступал за дверь годами
Человек ли или зверь.
Ты мне на слово поверь.
Только правда эта – лажа.
Есть другая правда – наша.
Вот её-то знаю я:
В том она, что жизнь твоя 
У меня в руках, зевака.
Никакая там собака
Не спасёт тебя от нас.
Говорю я без прикрас:
Кошелёк гони скорее,
Мчись за правдою своею».

Представлялось, дело дрянь,
Хоть ложись, и встать, не встань.
Всё, казалось, шло к развязке,
И конец бы этой сказке, –
Жизнь была на волоске, –
Только вспомнил о свистке
Вдруг Иван, в карманах шаря.
Явно был он не в ударе.
«Ищешь, что ли, кошелёк
Иль потерянный свисток?» –
Проронил слова верзила.
А главарь и заводила
Взял свисток, спросил: «Он твой?» –
«Мой, но ты свистеть постой».–
«В этом я не вижу смысла». –
«Как бы боком, чай, не вышло?» –
«Тут в округе ни души.
Хоть свисти, кричи, круши,
Но едва ль услышит кто-то.
Показать тебе охота».

Свистнул он, и в тот же миг
Полосатый зверь возник,
Главаря схватил в охапку,
Тихо сжал на шее лапку
И спросил: «Ты кто такой?
За Ивана головой
Мне ответишь, доходяга».
Обомлел тот весь от страха,
Ни живым, ни мёртвым стал
И без памяти упал.
А дружки бежать хотели,
Только как-то не успели.
Зверь их тут же отловил
И в один рядок сложил.
Стали ждать, пока очнутся,
В этот грешный мир вернутся.

Первым глаз открыл главарь:
«Что за чудо, что за тварь?
Первый раз такое вижу». –
«Коль ещё хоть раз услышу
Я о твари, не взыщи.
А теперь мне отыщи
Ты верёвку попрочнее
И разбойников скорее
До единого свяжи,
И в столицу покажи
Ване близкую дорогу.
Ты ж, Иван, спасибо Богу
За спасение скажи,
Жизнь одна, ей дорожи.
Этих всех возьми с собою,
Пусть ответят головою
За бесчинства и разбой.
Может, будет здесь покой.
Ну, прощай, коль будет тяжко,
Запрягай меня в упряжку».
Ваня друга отпустил,
От души благодарил,
А обидчиков всех строем
И под собственным конвоем
В стольный град повёл пешком.
Те понуро шли, молчком,
Не оправившись от стресса,
Не осмыслив ни бельмеса.

Но у каждого пути
Есть конец, и, чтоб дойти
Вплоть до царского порога,
Оставалось вёрст немного.
Растворялась тихо ночь,
Уходя от света прочь.
Как прекрасная царица,
Над землёй взошла денница,
Поражая красотой.
Из короны золотой
Искромётными лучами
Свет пролился над лугами
И поля позолотил,
И деревья окропил.
Просыпалось всё живое,
День рождался над землёю.
Что сулил он, не дано
Было знать, но всё равно
Каждый верил, что удачу
И везение в придачу.
Ваня встретил день совсем
Без каких-нибудь проблем.
Вся понурая дружина
Напрягалась, как пружина:
Нет обратного пути,
Не резон к царю идти.

Что столица где-то рядом,
Ощущалось даже взглядом.
Вдоль дорог дворцы стоят
С бельведерами, из врат
Золочёные кареты, –
Власти здешние приметы, –
Выезжают, как на смотр.
И трубач от утра бодр,
Дует в рог, людей пугая,
А охрана, как чумная,
Перекрыла все пути –
Не проехать, не пройти.
Только знатные вельможи
По привычке, скорчив рожи
От брезгливости своей
На присутствие людей,
В экипажи все садятся
И в столицу разом мчатся.

Ване тут главарь сказал:
«Каждый день тут карнавал.
Во дворец царёвы слуги
Едут, будто бы на муки,
Службу, якобы, служить,
А как есть – разбой вершить.
Зря ль написаны законы,
От которых люди стонут?
Чем они-то лучше нас?
Мы открыто, сразу в глаз,
А они-то грабят тихо.       
По закону, значит, лихо
Посылают на народ.
Выжил кто, пускай живёт.
Мы ведь жуликов встречаем
И без денег провожаем,
Ну, считай, берём заём.
Беднякам мы раздаём». –
«А меня, зачем схватили?» –
«Глянь, тебя как нарядили.
Ты прости, попутал бес,
Чтоб он в задницу залез
К тем вельможам-прохиндеям.
У меня, Иван, идея:
Отпусти ты с миром нас.
Вот увидишь: будет час –
И тебе сослужим службу,
Не за золото, а в дружбу». –
«Чтоб опять подались в лес?» –
«Я как будто бы воскрес.
Пообщался тут с тобою,
Как очистился душою.
Передумал много я…
Жизнь никчемная моя.
Правда – это дело чести,
Так давай поищем вместе.
Вон, какие молодцы:
И охрана, и бойцы, –
Не смотри, что не учтивы,
Все душою справедливы.
Ну, отдашь ты нас царю.
Переправит он хмырю,
А тому давно «до фени»:
То ли люди, то ли тени –
Без разбора закуют
В кандалы и отошлют
По этапу без возврата.
Небольшая, чай, утрата.
Только ты не пожалей:
Наши жизни на твоей               
Будут совести без спору». –             
«Ты загнул, что без разбору
В кандалы – и отошлют.
А свидетели, а суд?» –
«Ты вчера родился, что ли?
Коль не хочешь быть в неволе,
То исправно всем плати.
Где ж деньжищ таких найти?
А не то, такое дело
Заведут и так умело,
Мил не будет целый свет,
Виноват ты или нет.
Беспредел, коль одно словно.
Так что всех нас поголовно
Без суда – в тартарары.
Вот и все хухры-мухры».

«Беспредел. И где? Во власти…» –
«От неё ж одни напасти.
Знаешь, был такой злодей,
Назывался Соловей.
Так свистел, что вся округа
Трепетала от испуга.
Ураган вдруг прилетал,
Всё с пути в момент сметал.
Промышлял же он разбоем,
А за то, что был изгоем,
Грабил всех, кого хотел.
Был такой тут беспредел!
Осудить его пытались
За глаза, но так боялись –
Даже царскую казну
Не поставили в вину.
Он и пользовался этим
И плевал на всё на свете.
Угадай, где он теперь?
Хочешь – верь, а нет – не верь:
При царе, в большом почёте,
О народе, чай, в заботе.
Вот и весь на это сказ.
Только это не про нас». –
«Подожди, а царь-то что же?
Что не знал он, не похоже.   
Может, он совсем ослеп?
Не столица, а вертеп».

Между тем, пора в дорогу.
Помолился Ваня Богу
И сказал, махнув рукой:
«Брать не буду вас с собой
И облегчу вашу долю:
Отпущу вас всех на волю
При условии одном –
Вы должны дружить с добром.
Веру вы к себе верните,
И грехи все замолите. –
С тем вскочил он на коня. –
Вы мне стали, как родня.
В город Солнца поспешите,
Только праведно живите».

Конь наш резвый и лихой
На дороге столбовой
Враз догнал вельмож с эскортом,
Но детина с видом гордым
Преградил Ивану путь,
Ткнул два раза палкой в грудь
И промолвил: «Ну, скотина.
Что ты прёшь сюда, дубина?
Не считаешься ни с чем.
Кто такой? Куда? Зачем?»
Тут охрана подоспела,
Чтоб, коль что, вмешаться в дело.
«Я – Иван. К царю. Посол». –
«А, похоже, что осёл.
Нет на лбу твоём печати,
Что относишься ты к знати.
Может быть, и вовсе вор
Иль затеял тут террор». –
«Вот есть грамота. Извольте
Пропустить». – «Так-так, постойте.
Город Солнца. Уж, не тот,
Где бунтует весь народ». –
«Тут поклёп наводит кто-то,
Воевать ему охота». –
«Счетовод». – «Так он немой
И к тому ещё глухой.
С ним отправили посланье
От народного собранья,
Чтобы царь всю правду знал,
А не думал и гадал». –
«Разберёмся, будет время. –
Сунул ловко ногу в стремя,
На коня вскочил верхом. –
Попрошу я об одном:
Не серчай за неучтивость». –
«Полагаю, справедливость
Вам по рангу не к лицу». –
«Ну, поддай мне, наглецу,
Коль на сердце полегчает.
Кто за них-то отвечает?
Что случись, не дай-то Бог,
То такой накрутят срок…
А быстрей всего – на плаху,
И прочтут тебе бумагу, –
Этот самый приговор, –
А потом палач, топор…
Но пора. Поедешь рядом,
Всё своим оценишь взглядом
И прибудешь во дворец,
Как знаток, а не юнец».
 
«Ну, а нынче кто при власти?
И какой кто будет масти?» –
«Счетовод и казначей.
Тот злодей и тот злодей.
Ох, уж, эти счетоводы.
Из порожнего льют воду
Да в пустое, а потом
Где-то шепчутся тайком,
Подают царю идеи.
Все ведь знают – прохиндеи.
Царь же внемлет слову их
И не жалует других.
Было дело, до указа,
Уж, дошло. Всё та ж зараза
Надоумила царя
Сделать фокус и не зря:
Чтобы все былые льготы,
Что дарованы народу
За поддержку от царей,
Стали платными скорей.
Был расчёт, мол, царь в заботе
О своём честном народе:
Много золота даёт
Вместо этих самых льгот.
Только плохо посчитали,
Много злата не додали.
Взбунтовался тут народ
И сказал, что идиот
Или много идиотов
Специально мутят воду». –
«Ну, а царь-то вот чего ж?
И не ставят ведь ни в грош». –
«В общем, было много шума,
Только больше было глума.
А вот что там до царя,
Между нами, говоря,
Не пойму и сам я толком.
Всё не так, всё тихомолком».
 
«Ну, а где же рыжий плут
Или как его зовут?
На него нашли управу?
Иль пришёлся вновь по нраву?»–
«Плут при деле и не сник –
Главный в царстве истопник.
Всё, что связано со светом
И теплом, большим секретом
Стало в царстве для людей,
Но не стало ведь светлей
И не стало ведь теплее.    
Авантюрные затеи…» –
«Истопник авантюрист?» – 
«Да и помыслом не чист.
Бывший царь его прищучил
Как-то раз. Тот всё канючил,
Что, мол, тяжко стало жить,
Потому и стал грешить». –
«Коль ему-то стало тяжко,
Что ж другим?» – «Как есть, бедняжка.
Изворачиваться стал:
Мол, великий труд писал
Со своими-то дружками.
Иноземными деньгами
Заплатили за него.            
Деньги есть, а труд – того…
Не нашли как не искали,
Рыжий, знай свое – писали. 
И ведь всё же сходит с рук.
Вот такой порочный круг.
Каждый лжёт и не краснеет.
Скажут – утро, он – темнеет».
 
«А вот правда в царстве есть?»–
«Не про нашу только честь.
Ту, что нам дают, я знаю,
А у них своя, другая,
Что сокрыта от ушей
И от глаз. Печать на ней.
Держат правду за дверями,
На дверях замки с цепями,
А ещё и стража есть.
Так что правду не прочесть». –
«Правда ведь одна на свете,
Говорится так в Завете». –
«Правда быть должна одной.
Сами мы тому виной,
Что забыли все об этом,
И живём не по заветам».
         
Прекратили разговор.
Устремил Иван свой взор
На столичные красоты.
Как ни странно, но народу
Было мало на пути,
А охрана впереди
Только глазками сверкала,
Любопытных отгоняла.
Наконец-то и дворец,
И пути пришёл конец.
«Не спеши к царю с визитом,
Он своим окутан бытом.
Так что лучше отдохни,
Бодрость духа сохрани, –
Посоветовал детина. –
Вон трактир. Там сладки вина.
Подкрепись, пристрой коня,
Дожидайся там меня.
Коль пристать захочет кто-то,
То скажи, что от Изота, –
Величают так меня, –
Побегут, как от огня.
Тут меня, поверь, без фрака
Знает каждая собака».

                VI

Во дворец зашёл Иван.
Там послы из разных стран.
Пропустила всех охрана,
Кроме нашего Ивана.
«Не записан на приём, –
Объяснили. – Завтра днём
Приходи. Быть может, даже
Повезёт, а мы на страже.
Соблюдать должны указ,
Не серчай за то на нас».
Так расстроился Ванюша,
Что Изота не послушал
И пошёл к царю один,
Что подумал: «Вот кретин».

Вышел Ваня и у входа
Встретил сразу же Изота.
Объяснил: мол, так и сяк,
Только вот попал впросак.   
«Записаться чтоб, то днями
Ходят люди и ночами,
Чтоб к утру попасть как раз.
Всё равно дадут отказ,
Коль не дашь монет на лапу,
А захочешь взять нахрапом,
Так аукнется в ответ,
Что запомнишь на сто лет». –
«Я ж посол. К царю по делу,
Те же смотрят обалдело.
Доложите – весь в том спрос.
Примет, нет – к царю вопрос». –
«Был послом бы иноземным,
Даже, если и никчемным,
То тогда б смотрели в рот.
Иноземцам здесь почет». –
«Преклоняются вельможи.
Им-то, вроде бы, не гоже». –
«Гоже, нет – судить не нам,
Только их богатство там.
За моря, за океаны,
Увезли в чужие страны,
Чтоб царя не прогневить
И дела свои сокрыть.
Вот такие вот вельможи:
Деньги чести им дороже». –
«Царь-то знает, что к чему?
Я вот это не пойму». –
«Сам он их пригрел когда-то,
А теперь – за всё расплата.
Только суть совсем не в том.
Обернётся это злом.
Иноземцы их стращают,
Те боятся – царь узнает
О неправедных делах.
Вот и служат так, за страх,
И дают царю советы,
Что приносят только беды. –
Призадумался Изот. –
А теперь пойдем на сход.
Царь придумал эти сходы,
Там избранники народа.
Вот таких, как ты, послов
Он собрал со всех концов
Царства нашего большого.
Те о жизни знают много
И пришли царя просить,
Чтоб за жизнь поговорить».

А на сходе в белом доме
Был галдёж такой, что, кроме
Крика, ругани и слов
Не для нежненьких голов,
Ничего не слышно было.
Ване быстро опостыло.
Уходить собрался он,
Но услышал, что вдогон
Попросил Изот остаться.
Не желая препираться,
Подошёл к нему Иван.
Рядом с ним стоял мужлан.
С ним-то вот Изот Ивана
Познакомить жаждал рьяно
И представил: «Соловей». –
«Уж, не тот ли лиходей,
Что свистел на всю округу?» –
«Я скажу тебе, как другу:
Это в прошлом, а теперь
Не такой, уж, я и зверь, –
Соловей сказал Ивану. –
Спорить я с тобой не стану.
Царь ведь сам указ издал,
Что того, кто раньше крал,
Но ему даст половину
Всех богатств, что на чужбину
Тот отвёз, чтоб их сокрыть,
Всё ж готов за то простить.
Я богатства на чужбину
Не возил, но половину
Дал царю в его казну,
Так что всю свою вину
Искупил. С царём мы квиты». –
«А за тяжкие обиды,
Что ты людям причинил,
Бога, что ль, не прогневил?» –
«Так не верую я в Бога.
Всем доволен понемногу,
И на жизнь я не ропщу,
Хоть и тяжкий крест тащу:
Государю помогаю,
Чтобы жизнь была иная». –
«Крест на шее для утех?
Ведь без веры – это грех». –
«Глянь. Тут все у нас с крестами,
В храмах крестятся перстами
И несут какой-то бред.
А в душе ведь Бога нет». –
«Но ты веришь хоть во что-то?
Иль в душе одно болото?» –
«Вера, знаешь ли, – беда,
Но без веры – никуда.
А когда слепая вера –
Это страшная химера,
Так что верю лишь в себя.
А вот что, Иван, тебя
Привело сюда, в столицу?
Ходят слухи, небылицу
Ты рассказываешь всем,
Будто правды нет совсем
В нашем царстве. Так ли это?» –
«Не слыхал такого бреда.
Я хочу услышать весть:
В нашем царстве правда есть?»

«Сомневаешься ты, что ли?
Век не видеть бы мне воли,
Коль солгу. А Правда есть.
Но одно прошу учесть:
Правду сам я видел эту.
Красотой под стать рассвету,
Белокура и стройна,
Так добра и так нежна,
А глаза искрятся светом,
И теплом они согреты.
Только вот грустна была,
Но божественно мила.
Так меня обворожила,
Что охоту лгать отбила.
Я как вспомню, весь горю,
Только правду говорю». –
«Где ж ты Правду эту встретил?» –
«Так в лесу её приметил,
Да в такой ещё глуши,
Где не сыщешь ни души.
Видно, кто-то Правду эту
Постарался сжить со свету.
Накормил я, обогрел
И с согласия посмел
Отвести к царю в палаты.
Знаю я: она когда-то,
Как царица, там жила
И желанною была.
Царь был рад – того не скрою –
И велел её в покои,
Лучше царских, поселить,
Чтоб ей жить и не тужить». –
«Во дворце она, не знаешь?» –
«Вроде, там, но, понимаешь,
Как туда я ни приду,
Вижу Ложь, а с ней – беду».
Понял Ваня – Правда рядом.
Но каким быть надо гадом,
Чтобы в лес завлечь, а там
На съедение волкам
Бросить Правду. Знать, вельможам
Не приставить правду к рожам.

А на завтра друг Изот,
Чтобы не было хлопот,
Сам отвёл к царю Ивана.
Как упрямого барана,
Счетовода царь пытал,
Почему не передал
Он посланье о визите.
Тот стонал лишь: «Не губите», –
Носом шмыгал и ворчал,
Что Ивана знать не знал,
Что в том граде все бандиты.
«Ими были мы избиты.
А какой с них нынче спрос?» –
Счетовод задал вопрос.
Но Иван отметил верно,
Что избавиться от скверны
И гордыни в самый раз
Было б надобно сейчас.
«Вот ещё, с какой-то стати
Будет некто не из знати
Без разбора поучать
Как нам жить да поживать, –
Казначей кипел от злости. –
Счетовод приехал в гости –
Выполнял царя наказ –
А ему без слов – меж глаз.
И туда ж – учить культуре.
Расскажи об этом дуре».
Ваня глазом не повёл.
До царя всю суть довёл
Недошедшего посланья
И причины для изгнанья
Счетовода-наглеца.
На царе совсем лица
От таких речей не стало,
Настроение пропало.

Потихоньку царь в себя
Приходил и, теребя
Пальцем лысину, немного
Успокоился и строго
Всем министрам повелел
Замолчать, чтоб гость сумел
Всё сказать и без помехи.
О своём большом успехе
Рассказал Ивану сам.
Было видно по глазам,
Что не лгал, и даже в планы 
Посвятил уже Ивана.
В то же время думал он:
«Нанесёт Иван урон
Царству нашему большому.
Речь его подобна грому.
В граде том и впрямь народ
Слишком праведно живёт.
Если б жили так в столице,
Я б не нужен был с царицей».
Царь так пламенно вещал,
Что Иван себе сказал:
«Вроде, праведные речи.
Говорит – за всё отвечу.
Только верят не словам,
Верят праведным делам.
А вот дел совсем не видно,
И от этого обидно.
Окружение, коль взять:
Что ни рожа – в морду б дать.
И, поди ж, толкутся рядом,
Знать, вершат дела подрядом».

Только царь окончил речь,
Как Иван его вовлечь
Захотел тот час в беседу,
Рассказал, что верить бреду,
Будто в царстве правды нет,
Не намерен. – «Точно бред, –
Усмехнулся царь и сразу
Помрачнел. – Найти б заразу,
Что могла её сгубить.
Как без Правды можно жить?
А теперь она по праву
Во дворце. Ей здесь по нраву.
В общем, в роскоши живёт
Вот уже который год». –
«А её увидеть можно?» –
«Так увидеть-то не сложно.
Если есть на то нужда,
То проводят господа».

Попрощался царь, дал руку.
Посмотрели друг на друга
Счетовод и казначей, –
Тот злодей и тот злодей, –
И идти велели тише.
Этажом поднялись выше.
Здесь у каждой из дверей
Стража выправкой своей
Так была приятна взгляду.
Дверь открыли в анфиладу.
Не спеша, прошли вперёд,
Был направо поворот
И ещё один – налево,
Стража, дверь. За дверью – дева
Любовалась у окна,
Вся в шелках была она.
Красотой под стать закату,
А опасностью – булату,
Так изящна, так стройна,            
Но надменно холодна.
Голос ласковый и томный,
То застенчивый, то скромный    
Завораживал до слёз.
Черный шёлк её волос
По плечам стекал устало,
Что в душе всё трепетало.
Был бездонный омут глаз,
Как таинственный приказ:
Окунуться с головою
И предаться в нём покою.
Отвести быстрее взгляд
Ваня б был, конечно, рад,
Но неведомая сила
Соблазняла и манила.
Как в огне, Иван пылал,
Сердцем чувствовал – пропал.
Разум был ему не властен,
Оставался безучастен,
И в ногах не стало сил.
Ваня вздрогнул и спросил:
«Как зовут тебя, девица?» –
«Правдой звать. – Её ресницы
То скрывали омут глаз,
То распахивали враз. –
Удалиться всех прошу я,
Кроме Вани, потолкую
С ним о том я и о сём».
Удалились все бегом.

«Я искал тебя повсюду
И нашёл. Вот это чудо!
Точно знаю я теперь –
Мне, красавица, поверь:
Наша встреча не случайна.
Я в неё поверил тайно
И надеялся, и ждал,
И Господь молитвам внял». –
«Я ведь тоже встрече рада.
Ты, Ванюш, моя отрада.
Как увидела тебя,
Сердце вспыхнуло, любя.
Жизнь моя, как жизнь изгоя.
Говорили, что в покои
Царь меня определил.
Только он не приходил,
А приходят эти двое,
Нет совсем от них покоя.
Держат тут уж целый год
Казначей и счетовод.
Говорят, что я при власти,
По секретной, значит, части,
Потому и стража есть.
Может, это чья-то месть?
Я ведь женщина, Ванюша,
А на сердце, будто стужа,
И всё время здесь одна.
Никому я не нужна,
А хочу любви и ласки,
Чтобы жизнь была, как в сказке». –
«Чем же я могу помочь?» –
«Можешь, если эта ночь
Нашей станет до рассвета.
Я, твоим теплом согрета,
Всю отдам свою любовь,
Чтобы в наших жилах кровь
Взволновалась без остатка,
Чтобы стало сладко, сладко…»
У красавицы был дар
Разжигать в душе пожар,
Помутив при том сознанье.
Ощутил Иван дыханье
Где-то рядом, и рукой
Обнял стан её крутой.
И слились они, чаруя,
В долгом-долгом поцелуе…

Сколько времени прошло,
Ваня вспомнить, как назло,
Всё ж не смог. Его сознанье
Приходило из изгнанья
Как-то медленно, но всё ж,
То, что было, не вернёшь.   
Вышел Ваня потихоньку,
А красавица легонько
Нежной ручкой повела,
Как спала, так и спала.
Было тихо. Кроме стражи,
Не подавшей виду даже,
Не заметил никого
Наш Иван. Душе его
Было как-то неуютно.
Что до разума, он смутно
Представлял, куда идти,
Выход чтоб тайком найти.
По дворцу бродил он долго,
Только не было в том толку,
А когда он заплутал,
Наконец, попал в подвал.

Слышит Ваня – голоса,
Видит – света полоса
Пробивается во мраке.
Повезло ль ему, бедняге –
Рассуждать Иван не стал,
Только б время потерял,
Потому подкрался ближе,
Будто кошка, даже тише.
Пред глазами зал, а в нём
Ярким факельным огнём
Освещаются все входы,
Ниши, арочные своды
И тупик, в котором дверь.
На цепи гуляет зверь,
На Иванова похожий,
Словно друг его хороший.
Было стражников внутри,
Почитай, десятка три.
Все расставлены умело,
Так, чтоб мышка не посмела
Незамеченной шмыгнуть
И от стражи улизнуть.
Старший стражник молодого
Инструктировал и строго
Говорил ему, что дверь,
У которой бродит зверь,
Под угрозой страшной смерти
Открывать нельзя. Там черти
Или, может, кто другой,
Только враг и очень злой.
Если ж кто за дверь заглянет,
Пусть невольно, то он станет
Обезглавленным тот час.
Без суда. На то – приказ.

Жутковато стало Ване.
«Этот вот шутить не станет,
Так что лучше выйти вон
И скорее, – думал он. –
В лапы к этим попадёшься,
То хлопот не оберёшься».
Вышел Ваня, чуть дыша,
Стал креститься не спеша
И взывать тихонько к Богу
Указать ему дорогу.
Что-то скрипнуло. На звук
Повернулся Ваня вдруг
И увидел: дверь открыта,
Что в стене была сокрыта.
Сделал шаг, потом другой,
И, от радости хмельной,
Он помчался по проходу,
Чтобы выйти на свободу.

Уходила ночь. Рассвет
Проливал по небу свет
Золотистыми лучами
И сверкал над куполами
Белокаменных церквей.
Голосистый соловей
Заливался так, что трели
Прямо в душу и летели.
У дворца Ивана ждал
Друг Изот. Всю ночь не спал
И обрадовался встрече.
Обнял друга он за плечи
И с улыбкой на лице:
«Правду видел во дворце?» –
Сразу сам спросил у Вани.
«Правду видел. Краше лани,
Но одно смущает: с ней
Образ тот, что Соловей
Описал при разговоре,
Так разнится, будто море
И земля иль небеса.
Да и вся её краса,
Я уверен, не простая,
Не от Бога, колдовская.
Правда вместе с колдовством,
В одеянии одном
Не должна быть и не может.
Это вот меня тревожит.
А ещё: в подвале дверь,
Где гуляет дикий зверь.
Заплутал туда случайно,
Но теперь я знаю: тайну
Там скрывают, сторожат,
Словно самый ценный клад,
Даже пуще. Смерти страшной
Предадут, коль кто отважный
Дверь осмелится открыть». –
«Можешь мне не говорить.
Всё, что там – покрыто мраком.
Если ты с секретным знаком,
То пропустят, если нет –
Не увидишь белый свет.
Так что ты туда ни шагу,
Не показывай отвагу». –
«Ну, а если Правда там?
Ты рассказывал ведь сам,
Что есть дверь и стража тоже,
И замок. Ведь всё похоже». –
«Это ж слухи: стража, дверь… 
Хочешь – верь, а нет – не верь.
Только ты же видел рядом
Правду эту, или взглядом
Распознать не смог её». –
«Всё, мне кажется – вранье
Счетовода с казначеем.
Сам ведь знаешь… Их затея:
Правду в царстве подменить,
А получится – так сжить.
Мне б на миг войти в те двери,
Убедиться – нет потери,
Успокоиться душой.
Я, иначе, сам не свой».
 
«Вот была б сейчас тут фея…
Но, однако, есть идея.
Видишь, вон стоят стрельцы,
Молодцы да удальцы.
Ждут тебя ведь, между прочим,
И пришли сюда до ночи.
Кто такие, знаешь их?»
Ваня наш слегка притих,
Пригляделся – заводила
И подумал: «Подфартило», –
Вслух сказал, что встрече рад.
«Мы поможем без наград, –
Заводила молвил слово. –
Для спасенья всё готово.
Правду могут в эту ночь
Увезти из царства прочь.
Перехватим по дороге». –
«Быть в неведенье, в тревоге
Не хочу. А, коль возьмут,
Да другую повезут,
А её тайком отправят
Иль, не дай-то Бог, отравят.
Так что лучше мы её,
Невзирая на зверьё,
Умыкнём из заточенья.
Есть на это возраженья?» –
«Говорил: там зверь ревёт», –
Подойдя, сказал Изот.
«На него найдём управу.
Может, даже и по нраву
Всё покажется ему.
Он вот знает, что к чему», –
По плечу похлопал Ваня
Заводилу и в кафтане,
Поискав, нашёл свисток
И сказал, что он – залог
Предстоящего успеха,
А не детская утеха.

                VII

День тянулся, словно год.
«Повезёт – не повезёт», –
Мысль сама собой витала,
Но Ивану не мешала
Доводить свой план до всех,    
Чтоб заметить в нём огрех.               
К ночи было всё готово.
Убедился Ваня снова –
Каждый знает роль свою:
Как вести себя в бою,
Как покинуть поле боя
Да и многое другое.
План был в действие введён,
Как дворец окутал сон.
А по плану выходило,
Что главарь и заводила
И отряд его дружков –
Тридцати лихих голов –
Во дворце должны укрыться
И в подвале появиться,
Только знак подаст Изот
Караулу на развод.
А при смене караула
Намечалось всю огулом
Стражу тихо усыпить,
А потом и подменить.

Проходило всё по плану,
Без эксцессов и изъяну.
Вот уже и ключ в руках,
Только зверь наводит страх,
Никого не подпуская,
Дверь надёжно охраняя.
Но Иван достал свисток,         
Призадумался чуток
Да и свистнул. Друг Ивана
Появился так нежданно,
Что тут зверь совсем умолк.
Был, конечно, в этом толк,
Потому как друг Иванов
Был совсем не из профанов,
Знатоком амурных дел.
И тигрицу он сумел,
То есть зверя, стража злого,
Охмурить и без предлога.

Дверь открыли не спеша.
Осторожно, чуть дыша,
За порог шагнул наш Ваня,
Убедиться чтоб: в обмане
Правду скрыли от людей
Счетовод и казначей.
Было так, как думал Ваня:
Два хмыря, народ дурманя,
Подменили под шумок
Правду Ложью. Под замок
Горемыку посадили,
Чтоб сгубить, но не сгубили.
В полу тьме набрёл Иван
На поломанный топчан,
А на нём под тусклым светом
По описанным приметам
Можно было распознать
Ту, кого пришли искать.
Та лежала без движенья,
Без надежды на спасенье,
Без давно ушедших сил.
Ваня девушку укрыл,
Сбросив с плеч, своим кафтаном
И бедняжку в платье рваном
На руках без суеты
Перенес из темноты,
Чтобы дать испить водицы
Из живительной криницы
И придать ей сил в ответ,
И вернуть на белый свет.

А живительная влага,
Без сомнения, во благо
Обернулась, и она
Оказалась сил полна.
И сама внезапно встала,
И Ивану рассказала
Все как было: и про честь,
И про совесть, и про месть,
И про царские палаты,
И про то, как эти гады –
Казначей и счетовод –
Одурманили народ.
А чтоб этому значенья
Не придал он, в заточенье
Правду бросили тот час,
Чтоб сгубить в который раз.
«Там ещё ларец секретный,
С виду, вроде, неприметный,
Но скрывают в нём указ
От людских ушей и глаз», –
Так спасённая сказала,
Ключ Ивану передала.
Отыскал Иван ларец.
Как заботливый отец,
В руки взял указ секретный –
Для народа, значит, вредный:
«Правда – ложь, коль то – закон,
И стоит на этом трон…» –
Стал читать, и с каждым словом
Представлялись в свете новом
Царство, жизнь и государь.
Под указом подпись: «Царь».
Ваня думал: «Вот пройдохи.
Даже совести ни крохи
Не оставили в себе.
У кого-то жизнь в борьбе,
А у этих – в лицемерье.
За дубовой скрыли дверью
Правду, ложью подменив,
От людей подлог сокрыв.
Так и ходит в царстве этом
Ложь, покрытая секретом».
 
« Ну, пора, – сказал Изот. –
Скоро солнышко взойдёт,
Потому спешить нам надо.
Как узнают, то преграды
Станут ставить на пути,
Так что надо бы уйти
Нам подальше от столицы». –
«Так ведь слабость у девицы,
Не уйти с ней далеко». –
«Знаю: будет нелегко,
Но и нет пути иного». –
«Надо друга дорогого
Попросить, чтоб взял с собой,
Чтоб дорогою другой
Отправлялся в путь скорее.
Так надёжней и вернее».

Верный друг помочь был рад.
И собрался наш отряд
От столицы быть к рассвету
Далеко. Изот карету
Где-то барышне добыл,
На сиденье усадил,
Сам за кучера, а сзади
Друг на друга, нежно глядя,
Два охранника лихих:
Ванин друг – один из них
И тигрица удалая,
Для своих совсем не злая.
Слава Богу, повезло:
Не достало Правду зло,
И Иван, главарь с друзьями
То холмами, то лесами
Обошли преграды все.
И предстал во всей красе
Город Солнца долгожданный
И любимый, и желанный.

«Не встречает что-то друг, –
Ваня молвил, – аль недуг
Прихватил его, беднягу?
Аль попал он в передрягу
И добраться не успел?
Сам бы только уцелел…»
Рассуждать так можно долго,
Ничего не зная толком:
Что да как, да и почём.
Но увидели: тайком
Появились вдруг из леса
То ли принц и то ль принцесса.
«Не узнал меня, Ванёк? –
Принц спросил. – А твой конёк
Всех признал, по глазкам вижу». –
«Я, надеюсь, не обижу,
Коль скажу, что не узнал». –
«Ну и ну, – Изот сказал,
Появившись ниоткуда, –
Посмотри, какое чудо:
Это ж друг сердечный твой
Да с царевной молодой.
Не узнал в ней не девицу,
А охранника-тигрицу?»
Тут Иван повеселел:
«Я едва не заболел,
Вас не встретив на подходе.
Думал: может быть, в походе
Приключилась с кем беда». –
«Тут такая чехарда:
Кто б сказал, то не поверил,
И никто б не разуверил
В том, что это был обман,
Если б был хотя бы пьян
Иль не видел всё глазами».
Что стоит за чудесами,
Стали все наперебой
Объяснять. Иван порой,
Ничего не понимая
И к порядку призывая,
Прерывал друзей галдёж.
Из рассказов понял всё ж:

Жил колдун в далёком царстве,
В тридесятом государстве.
Царство силой захватил
И царя со света сжил,
А царевича младого
Превратил он в зверя злого,
Чтоб остаться без забот,
Да и сбагрил через год.
А потом соседним царством
И таким же вот коварством
Завладел, царя сгубив,
И в темницу заточив,
Чтоб обречь на смерть, царицу.
Превратил их дочь в тигрицу,
Отомстив такой ценой
За отказ её женой
Стать ему по доброй воле.
«Лучше быть весь век в неволе», –
Как отрезала, она. 
«Накажу за всё сполна, –
Закричал колдун истошно. –
Разве мне перечить можно?
Вот за это жизнь свою
Ты в заброшенном краю
Проведёшь в обличье зверя.
То не вечная потеря, –
Ухмыльнулся зло колдун. –
Я же добрый, я – не лгун.
Примешь снова облик прежний,
Если принц, какой не здешний,
Иль царевич молодой
Так проникнется душой,
Что полюбит без оглядки,
Без какой-нибудь догадки,
Что девица ты, не зверь,
И откроет в сердце дверь,
И в твоё войдёт нежданно,
Но с условием: желанно, –
И разбудит в нём любовь,
Что взволнует в жилах кровь.
Коль не так, краса-девица,
Быть тебе всю жизнь тигрицей».      
Не гадал коварный маг,               
И не думал подлый враг,               
Что в краю далёком звери,               
Не надеясь и не веря,
Что когда-то повезёт,
Прекратят чреду невзгод,
Полюбив друг друга страстно,
Жил себе в разгуле, праздно,
Даже мысли не держал,
Что получится обвал.
Ведь любовью он не мерил,
А в своё величье верил.

«Это правда – чудеса», –
Раздавались голоса,
А главарь, тая обиду
На царевича, что свиту
И его-то самого
Тот пленил, сказал: «Того,
Кто тебя обидел кровно,
Наказал бы, хоть условно.
Если ты не лиходей,
То, уж, точно – чародей.
Отчего ж не сбросил бремя,
В шкуре зверя был всё время?»–
«Может, я и чародей,
Но, уж, точно – не злодей.
Я добру учился, злобу
Побеждать. Мою учёбу
Помешал окончить тот,
Кто свершил переворот
И посеял смуту в царстве,
И погряз во лжи, в коварстве. 
Но теперь держать ответ
Будет он, ведь столько бед
Причинил в своё правленье.
У меня одно стремленье:
Чтобы счастлив был народ,
Лучше жил из года в год,
Чтобы нечисть не мешала,
Чтобы зло не промышляло». –
«И какой же будет план,
Чтобы царствовал твой клан?
Мирным ли, военным планом,
Может, правдой иль обманом
Колдуна намерен ты
Сбросить с трона? От балды,
Может быть, задачу эту
Ты решишь? Но, коль к ответу
Захотел призвать врага,
Будет ноша нелегка». –
«От балды решать не стану.
По намеченному плану,
Не спеша, без суеты   
Будет всё идти. И ты
Мне поможешь в этом деле». –
«Если ты о беспределе,
То не впутывай меня». –
«Что бежишь, как от огня.
Я к тебе со всей душою». –
«Коли так, пойду горою
За тебя, лишь дай понять:
Где, кого и как унять.
А чтоб было всё по чести,
Без обмана и без мести,
Надо Правду взять с собой».

«Ход, конечно, неплохой,
Чтоб добыть себе победу, –
Ваня вклинился в беседу. –       
А сама-то Правда где?
Или, может быть, в беде?» –
«Так она в надёжном месте.
Всё чин чином, всё по чести, –
Отвечал без зла Изот. –
Отдыхает без забот,
Чтоб в душе исчезли раны
И забылись все тираны,
Издевательства и ложь,
От чего бросает в дрожь.
Отдохнёт она немного
И отправится в дорогу,
Чтоб везде людей учить
Как по правде надо жить.
Эх, намаялась бедняжка,
Натерпелась. Значит тяжко
Быть средь подлости и лжи».–
«Ты, царевич, мне скажи:
А в твоём далёком царстве,
В тридесятом государстве
Правду тоже под шумок
Упекут быстрей в острог.
Знаешь сам: для всякой власти,
Что ни правда, то напасти.
Потому один итог:
Если прав ты, путь в острог».

Главарю царевич ясно
Дал понять, чтоб тот напрасно
Беспокоиться не стал.
«Я за правду сам страдал,
Потому ей знаю цену.
Если кто свершит измену
Или, может быть, подлог,
Вот того тогда в острог.
А за Правду мы в ответе,
Ведь она на белом свете
Каждый день, как на войне,
И поэтому вдвойне
Надо нам беречь девицу». –
«Как любимую сестрицу, –
Уточнил для всех Изот, –
От злодеев и невзгод,
От беды и от напасти,
От врагов различной масти». –
«А царевна что молчит,
Ничего не говорит?
Иль затея несуразна?» –
«Я б сказала, Вань, опасна,
Потому вот и молчу
Да всё думаю. Хочу,
Чтоб жива была царица,
Что сидит в сырой темнице,
Чтобы дать свободу ей,
Чтоб наказан был злодей,
Чтоб ушли из царства беды». –
«И тогда придут победы.
Только ты надейся, жди,
Будет счастье впереди,
А его добыть поможем,
И тирана мы низложим.
А теперь домой пора.
Завтра с самого утра
Правду мы возьмем на вече.
Пусть её на этой встрече
Все увидят, а она
Донесёт до всех сполна
Десять истин, всем известных,
Десять истин, самых честных».

                VIII

А на утро люди все
Шли во всей своей красе,
Как на праздник, к месту встречи
С той, на чьи худые плечи   
Навалилось столько бед.
Был в глазах у Правды свет,
Истекающий из веры
И в душе не знавший меры.
Озарила Правда всех:
И на ком был тяжкий грех,
И того, чью добродетель
Бог отметил, как свидетель.

И сказала Правда так:
«Я для всех как некий знак
Или символ, чтобы знали,
Что и в радости, в печали
Я на этом свете есть.
Но прошу за труд не счесть:
Загляните глубже в душу.
Вы почувствуете стужу
Иль тепло в душе своей.
Вот где правда у людей
Быть должна. Но если кто-то
Душу дьяволу в угоду
Из корысти продаёт,
Ложь в душе его живёт.
И вдобавок – стужа злая.
Вот они-то, порождая,
И приносят в белый свет,
Как предвестников всех бед,
Подлость с завистью и злобой,
С меткой – дьявольскою пробой.

Если правда есть в душе,
Значит в ней тепло уже,
И душа нашла дорогу:
Бескорыстно служит Богу.
И в её анналах свет:
Десять истин – тот завет,
Что дарован людям свыше.
Жить по истинам, то ближе
Становиться и родней,
И тогда придёт быстрей
Понимание, и люди
Станут лучшими по сути
И поймут, что все должны
В мире жить и без войны. 
Вот тогда наступит время –
Правды брошенное семя
Прорастёт в душе без бед,
И появятся на свет
Три сестры: Надежда, Вера
И Любовь. И их манера:
За собой вести, как в бой, –
Путеводною звездой
Для людей послужит вскоре.
И тогда отступит горе,
Ведь в согласии с душой
Будет разум. Добротой
Будет он согрет душевной.
И исчезнет разум гневный…»

Люди слушали её,
Но кричало вороньё, –
Стая тёмная и злая, –
Правду впитывать мешая.
Было видно, что народ
Крик вороний не берёт,
И напрасно те кружили.
Правду люди полюбили.
«Вот и славно, что народ
Принял деву без хлопот», –
Говорил Иван Изоту.
«Значит, нам о ней заботу
Взять бы надо на себя, –
Край кафтана теребя,
Отвечал Изот Ивану. –
А то кто-нибудь дурману
Ей подсыплет да возьмёт
И со света враз сживёт». –
«Допустить нельзя, нет спору.
Правда – сила и опора.
Без неё никак нельзя,
С ней у нас одна стезя». –
«И одно большое дело:
Защитить от беспредела,
Что колдун прибрал к рукам, –
А иначе стыд и срам
Будет нам за всё в расплату». –
«Я скажу тебе, как брату:
Нет царевича родней
У меня. Ему своей
Жизнью я по гроб обязан,
Да и крепкой дружбой связан.
Так что будет царский трон
От врага освобождён.
И отыщем мы царицу,
Чтоб порадовать тигрицу,
Только б та была жива».
 
«Разработать план сперва
Надо нам. Важна задача».
Наш Иван, улыбку пряча,
А в душе смеясь до слёз,
То ли в шутку, то ль всерьёз,
Свиток в руки дав Изоту,
Говорил, но не в охоту,
Что с царевичем всю ночь
Размышлял он, как помочь
В том далёком царстве людям.
«Это мы ещё обсудим, –
Свиток взяв, сказал Изот. –
Ну, не можешь без острот. –
Глянул в свиток и от смеха
Весь зашёлся. – Вот потеха.
Сколько ж приняли на грудь?
Если в план ваш заглянуть,
Лошадиной будет доза». –
«Но всё помню, нет склероза.
Только где царевич наш,
Самый лучший в царстве страж?
За него-то вот тревожно.
Это с ним впервой, возможно».
 
А царевич молодой,
Хоть с больной был головой,
Но работу знал отлично,
И с утра он самолично
Совершил уже обход,
Чтобы в городе народ
Спал спокойно, и злодеи
Отказались от затеи
Незаметно прошмыгнуть,
Всё вверх дном перевернуть.
Рассвело. Пора обратно.
И царевичу приятно
Представлять, как у окна
Ждёт его, любви полна,
Раскрасавица царевна
И поводит бровью гневно,
Только в шутку, не всерьёз,
Чтоб казалось, что до слёз
Всю обиду затаила
На того, кого любила.
А на самом деле ей
С тем, кто был всего милей,
Расставаться не хотелось.
Вот с кокетством-то и спелась.

Только солнышко взошло,
А царевич, как назло,
Возле леса на опушке
Вдруг заметил, как друг дружке,
Что-то громко говоря,
Вспоминая и царя,
Люди спорили чужие.
Неизвестно, кто такие.
Подошёл царевич к ним:
«Мне поведать не хотим,
Кто вы будете, откуда?
С делом к нам иль сеять смуту?» –
«Мы идём издалека.
Было двое нас, пока
Не пристала к нам в столице
Наша спутница-девица,
Лишь узнав, куда идём.
Вот теперь мы тут втроём», –
Говорил, что старше, путник.
А дружок его и спутник
Продолжал: «По делу к вам.
Ты поверь моим словам,
Что по важному, иначе
Не пришли б сюда, тем паче,
Что мы были у царя». –
«Полагаю, были зря». –
«Просьбы все остались втуне.
Дело даже не в фортуне.
Царь сказал: помочь нельзя.
Счетовод, сухарь грызя,
Говорил: стрельцы в охране,
Их нельзя на поле брани». –
«А кого им охранять,
От кого оберегать?
Уж, не тех ли, кто при власти?
Так от них самих напасти.
И кому они нужны?
Разве тем вот, с кем должны
Куш делить от дел нечестных».– 
«Охраняют всех известных.         
Ну, таких, как казначей.
Вот, уж, точно – прохиндей.
Показалось, что привычно
Вымогать ему, и лично,
Вроде, был совсем не прочь
Нашептать царю помочь». –
«У того губа не дура». –
«Только жадная натура.
За услугу запросил,
Что ни жизни и ни сил
Заработать нам не хватит.
А услугу кто оплатит?» –
«Что ж за дело-то у вас.
Может, дать кому-то в глаз?
Но, мне кажется, что круче:
Разогнать над царством тучи?»

«В чём-то ты, родимый, прав, –
Старший начал, знак подав. –
В тридевятом нашем царстве,
В тридесятом государстве,
Где с народом наяву
Царь един был, и молву
Разнесли о том по свету,
Где за честь, не за монету
Государю шли служить,
Объявился, стало быть,
Злой колдун, добро поправший,
Злобу с завистью признавший.
Отнял власть, царя убил
И царевича сгубил,
Превратив сначала в зверя,
А потом в своей манере,
Чтоб исчез он без следа,
Продал в рабство навсегда.
И с тех пор во мраке царство,
Стало символом коварства.
Даже солнца яркий луч
Не пробьётся из-за туч,
И в ночи не блещут звезды,
И луна не светит, просто
Темнота, как будто враз
Вас своих лишили глаз.
Не щебечут в царстве птицы,
У людей угрюмы лица,
И народ там не живёт,
Молча терпит тяжкий гнёт.
Дальше так терпеть нет силы,
Дальше ждёт нас всех могила.
И решил народ тогда,
Что изгонит навсегда
Из родной сторонки гада.
Только сил вот маловато,
Потому пришли просить
Нам маленько подсобить».
 
«Вы по адресу и кстати.
Будет помощь вам, ведь ради
Дня того живу, когда
Из страны уйдёт беда.
Я царевич. Не признали?
Столько лет одни печали,
Но вот снова – человек.
И царевна здесь. Навек
Я запомню ту минуту –
Суждено случиться чуду
Было, видимо, затем,
Чтобы ясно стало всем:
Для любви преграды нету.
Чары все и все запреты,
Что колдун навёл на нас,
Разлетелись в тот же час,
Лишь любовь проникла в души
И прогнала злые стужи».

«Слава Богу, жив, родной». –
К небу с поднятой главой,
Покрестился старший, ожил,
Разговор весь подытожил,
Призадумался чуток
И сказал: «Судьба, как рок,
Но пока к нам благосклонна.
Мы попробуем законно
Власть у деспота отнять
И царевичу отдать.
А вот будет упираться,
Станем так с ним объясняться,
Чтобы понял, что не прав,
И был рад тому, что здрав».
Рассказал царевич кратко,
Что для пущего порядка
Должен быть представлен план,
Чтоб какой-нибудь болван
Не нарушил всё случайно
Иль намеренно и тайно.
«Все, кто должен вам помочь,
Соберутся в эту ночь
Обсудить детали плана
По свержению тирана.
Ваше мнение как раз
Будет значимо для нас».
 
Тут девице взглядом явно
Дал понять царевич: славно
Было б, если бы она
Рассказала всё сполна.
И девица край вуали
Подняла: две звёздных дали,
Как две бездны без границ,
Вдруг открылись средь ресниц.
То манили эти дали,
То безмолвно поглощали,
И вернуться рад бы был,
Не хватало только сил.
Так и разум, без сомненья,
Мог дойти до помутненья.
Но царевич молодой
Был воистину герой:
Против чар красы-девицы,
Дел амурных мастерицы,
Устоял, не зная сам,
Сколько было разных драм
По её вине на свете.
Но тоска в её ответе,
Что внутри, не напоказ,
Прозвучала без прикрас:
«Я к Ванюше дорогому.
Не хочу, чтоб он по злому
Всуе вспомнил обо мне.
Я пред ним в большой вине,
И пришла просить прощенье
За обман и прегрешенье».
 
«Уж, не Ложь ли будешь ты,
Несравненной красоты?
Уходила б восвояси
И подумала о часе
Том, когда держать ответ
Нам придётся, иль обет
Послушания дай Богу, –
Говорил царевич строго. –
Для меня Иван, как брат.
Ложь  сперва, потом разврат…
Я не дам его в обиду.
Ты, красавица, лишь с виду,
Как невинная овца.
Покоряй других сердца,
А Ивана не касайся
И обратно возвращайся». –
«Но Ивана я люблю.
Я прошу тебя, молю:
Не препятствуй нашей встрече.
Если он при всех на вече
Отвернётся от меня,
Я уйду, себя виня.
Знаю я, что виновата». –
«Эта сказка старовата,
Но, коль речь в ней любви,
Ты Ивана не гневи,
Уповай на милость Божью
И его не потчуй ложью».

                IX

Обсуждали долго план.
Был вначале балаган,
Но со временем все страсти
Поутихли, и отчасти
Стало легче рассуждать,
План в деталях утверждать.   
И, в конце концов, в решенье,
В обоюдном соглашенье
Отразился дерзкий план.
А по плану был обман
Очень важною деталью.
Не вязался он с моралью,
Но колдун ведь тоже с ней
Не вязался, а скорей
Был он чуждым ей по духу
И чинил во всём разруху.
Кто пойдёт во вражий стан
И свершит большой обман
Ради праведного дела,
Знать компания хотела,
Но пока об этом знал
Лишь царевич. Он сказал,
Что нашёл кандидатуру,
Всё осмыслив, а не сдуру,
Что другой такой и нет,
Обойди хоть целый свет.

И вошла она, как диво,
Величаво и красиво,
Томным взглядом повела,
Все сомненья отмела
Относительно обмана
Душегуба и тирана.
Знали все, что тяжко ей
Будет в логове «зверей»,
И смотрели восхищённо.
Только Ваня удивлённо
Посмотрел, узнав её,
Вспомнил наглое враньё
Во дворце царя, в столице
И хотел уже девице
Правду высказать в глаза,
Но задумался. Гроза
Улеглась в душе немного.
Осудить бы деву строго
За намеренный обман,
Но она, как ураган,
В план внедрилась и умело,
И Ивана ведь сумела
Покорить своей красой.
Он бы тоже к ней с душой,
Но забыть обман не в силах
И забыть не может милых
Сердцу черт её лица.
Тут бы впору мудреца,
Чтобы он своим советом
Ване смог помочь с ответом
На один больной вопрос:
Будет, нет ли с девы спрос?

А она, как бы играя,
Всех, однако, замечая,
К Правде сразу подошла,
Понимание нашла,
Попросив за всё прощенье.
«На меня нашло прозренье,
Лишь узнала, что да как.
А потом, как добрый знак,
Иноземцы появились,
Будто в сладком сне приснились.
Путь лежал их в город тот,
Где мой миленький живёт.
Как узнала я об этом,
Той же ночью пред рассветом
Из дворца сбежала я.
Помогли сюда друзья
Чужестранцы мне добраться.
Не устану восхищаться
Их заботой, добротой,
И теперь я всей душой,
Чем смогу, помочь готова:
Будь-то дело, будь-то слово». –
Замолчала дева вдруг,
Словно с ней какой испуг
Приключился ненароком.
За совсем недавним сроком
Не забыл Ванюша ложь.
«Что посеешь – то пожнёшь», –
Думал он, и деву эту
Был готов призвать к ответу.

Но её прекрасный взгляд,
Как цветущий майский сад,
Устремился на Ивана.
Опасался он обмана
И напрягся, как струна.
«Я к тебе пришла, – она
Улыбнулась мило-мило,
Вновь Ивана покорила. –
На меня ты не серчай,
Обманула невзначай.
Я не знала, что в темницу
Правду бросили, сестрицу.
Если в том моя вина,
Если в чём-то я грешна,
Не суди за это строго.
Я раскаялась. Так много
Надо мне сказать сейчас:
Будет маленький у нас.
И такой, как ты, хороший,
И такой, как ты, пригожий».

Чтоб сказать, что не готов
Был услышать этих слов
Наш Иван, то надо правым
Было б быть, а не лукавым.
Как средь ясно неба гром, –
Слава Богу, что умом
Всё ж не тронулся, – был Ваня
Ошарашен и на грани
Потерять и речи дар,
И принять судьбы удар.
Но прошло оцепененье,
И, отбросив все сомненья,
Радость высказал Иван
И девицы стройный стан
Обнял ласково руками,
Благодарными словами
Стал её он осыпать
И прилюдно целовать.
Как рукой, сняло обиды,
Лишь амурные флюиды,
Зарождённые в крови,
Как предвестники любви,
От Ивана исходили
И красавицу взбодрили.

И была в разгаре ночь.
И глаза её точь-в-точь,
Как на небе звёзд сиянье,
И любовные признанья –
Всё смешалось в голове
У Ивана. В той молве
Или в сплетнях, что вернее,
Счетовода-казначея:
Будто Ваня выкрал Ложь, –
По закону то – грабёж, –
Заточённую в темницу
Как злодейку-мастерицу, –
Правды не было ничуть.
Был расчёт, чтоб отпугнуть
От Ивана, если можно,
Всех друзей и правдой, ложно
Заманить в столичный град,
И, сказав, что Ваня – гад,
Осудить по строгой части,      
Чтоб не лез супротив власти.
   
Как увидел Ваня Ложь,
Поднимать не стал галдёж,
Но подумал как-то сразу,
Что девица по приказу,
Может, даже от царя,
Так как взгляд её, горя,
Был подобен взгляду мести.
Но к её великой чести
Взгляд у женщины такой,
Что обманчив он порой.
Потому к исходу ночи
У Ивана, что есть мочи,
Клокотало всё внутри.
А душа его: «Смотри, –
Говорила. – Счастье рядом.
От него бежать не надо.
Видишь в ней любви рассвет?
Неужели чувства нет?»
Но Иван и без подсказки –
Там, где правда, там, где сказки–
Знал уже и был готов
Ради дел, не ради слов
И сразиться с казначеем,
Счетоводом и злодеем
Колдуном, и с всею тьмой
За людей и их покой.
Потому как злая сила
Землю всю заполонила.

«Я хочу, любимый мой,
Чтобы был наш мир не злой, –
Не лукавила девица. –
Только где лежит граница
Между злом и меж добром?» –
«Что впитал кто с молоком,
То и есть в её основе. –
Ваня сдвинул грустно брови. –
Чтобы был без злобы мир
И не дьявол был кумир,
Надо всё менять в основе.
В добром деле, в добром слове
Есть, хоть маленький, успех». –
«Но всегда ведь будет грех». –
«Грех – то дьявол с человеком.
Если Бог с ним, с оберегом
Будет он и без греха,
Как младенец, в ком плоха
И душа-то быть не может.
И её ничто не гложет». –
«Значит, чтобы изменить
Этот мир и зло изжить,
Надо чистым быть душою?» –
«А потом её, не скрою,
Пропитать и добротой,
И любовью – всем с лихвой». –
«Если детям всем с рожденья
Указать на их значенье,
То тогда у их детей
Будут души лишь добрей». –
«А у их – ещё добрее, –
Стал Иван тут веселее, –
И тогда когда-нибудь
Мы поймём, возможно, суть
Своего предназначенья.
И поймём его значенье».