Я пережил и многое, и многих...
П. А. Вяземский
1)
Ваша светлость, здравствуйте! Я преставился.
Так позвольте ж, милостивый государь,
извиняясь за наглость, но ободрясь
фактом гибели, оный не может нравиться
никому, особенно мёртвым… князь,
дабы нить не порвать, не нарушить связь
временную – рискну, отсылая в дар
безобразную песнь: разрешите представиться?
2)
Нет, так нет. Дверь Аида распахнута. Слабый
лучик света лицо рассекает саблей,
делит местность на дво’е, по ней как глыбы
льда плывут пусто’ты и те’ней – рыбы.
Свет – не выбор, скорее граница, бруствер
между мраком и мраком. Опять о грустном!
Дверь Аида распахнута, сударь. Корку
размышлений скоблит отрешённость. Поскольку
нас, то любят, то гнев заплетают в ленты,
с точки зрения мира – мы – амбивалентны.
3)
Нет, так нет. Обойдёмся без реминисценций,
в общем, факт знакомства отложим. Цельсий
не одобрит горячки. Я должен – ужас! –
затянуть – как пояс – пупок потуже
(или что там у мёртвых?), так как мужчине
не престало бахвальство, по той причине,
что оно унижает верней, чем ломкость,
в общем, если я, так и не озлоблюсь
это станет – чудом – девятым – света!
Я отвлёкся, князь. К теме, ваша светлость!
4)
Ваша светлость! Право же, ваше сиятельство
меня некогда создали обстоятельства
и генетика. Порядок слов – тут обратный.
Смерть возможна в виде забвения личности –
старый принцип трагедии, суть вторичности,
берёт вверх... Пожалуй солгал! Как странно!
Это ложь, но в ней – нет ни капли обмана,
ваша светлость, поверьте! Ваше величество,
5)
мной написанное – изначально блекло,
оттого не могу назвать вас коллегой
много чести слишком мне будет сразу,
впрочем ты (рискну обратиться с глазу
на глаз) должен понять, ибо это в сфере
интересов чести – по меньшей мере,
тот, кто жив ценнее того, кто мёртвым,
под налётом памяти, слоем дёрна
похоронен, зарыт – ибо в славы сумме
никакого толку – когда ты умер.
6)
Не хочу умирать… но и жить не очень.
Я в подвешенном состоянье, точно
груша в боксе – и это не первый месяц,
за отсутствием шанса держаться вместе
с дамой сердца, я, опустевшей бочкой,
опускаюсь до сточной канавы строчки,
до раздумий... Философия достаётся
тем, кому не хватило чего-то; проза –
тем, кому не хватило стихов; объятья
достаются счастливым; невесте – платья…
7)
Пётр Андреичь, в основе всего – математика!
в переносном, бесспорно, смысле, и я
утверждаю: духовность – подвид романтики,
репортаж с позиции небытия,
измерение взгляда на вещи посредством рта
утверждённого за единицу, за инвариант,
ну а форма – уже заключает в себе семантику.
8)
Я шепчу из больницы – жёлтые стены,
как бумага, песок и папирус – стерпят.
Я встаю на кровать, в тапках на матрасе,
и ору по зверячьи, визгливо: «Мрази!
Подожгите книги!!! Продайте почку!!!
Уберите! – тело! – когда! – закончу!
Уберите тело!!! Уберите тело!!!»
И бегут санитары – и гулкий – тенор
санитара – гремит – трубой – Гавриила:
«Галоперидол! Вяжите его!»… Гориллы...
9)
…Пустота – как термин – недоказуйма,
невозможна. Религия, суть – безумье,
вера в слабость, тогда как мы си'льны в массе.
Посмотреть закон сохраненья массы.
И пока – по мне не пели акафист,
то есть не закапали пока, покамест
я в сознании, помню родных.. я в курсе:
все твои – погибли… Мои – свихнулись…
Я клоню к тому, милый князь, заметьте:
сумасшествие тоже – лишь форма смерти.
10)
Не спаситель!.. Куда мне?.. Дурилка липовый!
От моих порывов – посмотрим уже! –
всем кто рядом был, стало только хуже:
преступление – и – наказание... Влип ли я?!...
Извините! Я осознаю отлично:
я поймал себя, точно вор, с поличным,
ох, Парфён, Парфён! Эх, Настасья Филипповна!
11)
Ваша светлость, сиятельство, княже, сударь
я отвлёкся опять, ибо третьи сутки
вспоминаю – Голгофу, кляну – Пилата,
свет, как мышь, оббегает мою палату
конкуренции – не составляя – зренью.
Мёртвый юноша – более – не стареет.
Человек как сейф, в нём мы обнаружим,
то, что холод внутри сильнее тепла снаружи,
беспощаднее вьюг!… Ну и вывод! Браво!
Завершается жизнь под двойным забралом.
12)
Завершается жизнь под двойным забралом,
равно как и мытарства, борьба за право
называться своим... Бога, христианство
(толи явь, толь бредни – непринципиально!)
я пытался спасти и не смог, мягкотелый,
доброта и любовь – без твёрдости терпят
пораженье, засим, их мерило – холод,
морг есть рефрежератор – хранит и помнит,
воодушевив – бережёт нас, греет.
Мёртвый юноша! – более! – не стареет!...
13)
Я – шучу! Не гневайся, князь. Расстроили
про акафист хохмы?.. Ну.. поди, докажи:
мол тогда и тогда был лояльным, свяжи
узелок объяснений! Чего бы мне стоило?
Как сказать? Пресловутого крэкс-фэкс-пэкс,
и (не много, не мало) чести. Всю честь.
Но довольно ёрничать! Шутки в сторону!
14)
Дверь Аида распахнута. В мыслях – вата.
Я встаю на кровать и сажусь обратно.
Ни к чему не тянет – окроме бл*дства.
Только мозг и тело – вот всё богатство
коим я обладаю – театр пародий!
Даже мозг и тело – меня подводят
временами.. Достало! Опять о грустном.
Мне давно пора уже стать моллюском
и закрыть свою раковину на створки:
не хочу умирать!... но и жить нисколько.
15)
Дверь Аида распахнута. Свет не брезжит.
Я собрал все шмотки, сложил все вещи,
сжёг стихи, дневник путевой, заметки
все, все даггеротипы, нытьё, за редким
исключением памяти, собственно, что мне
остаётся ещё – утопая, – в шторме?
вот уж манна небесная, срань господня!
...И сижу я, значит, в белье исподнем,
под двойным забралом несносных книжек.
С уваженьем. Шестая палата. Князь Мышкин.
Август. Сентябрь. 2012