исповедь

Эля Виндлесс
звонкий мой голос с уже заработанной хрипотцой,
очень слабо бьётся через свободу слова.
мне б играть словесную босса-нову
или петь о троллейбусах, будь я Цой.
только я не умею за рифмой бежать рысцой,
так что читай и плюйся, мол, стиль не новый.
я пишу о том, что уже оговорено всем и вся,
подглядев близоруким глазом кусок сюжета,
и во мне - по две армии воинов Тьмы и Света,
им я в качестве поля в клетку даю себя.
и во мне уживаются два начала, скрутив клубок
из наивности и цинизма, ножей и шёлка,
я живу, и для мира стараюсь быть псом - не волком,
чтобы скверну не пропускать ни в душу, ни за порог.
а писать бы хотелось так, чтоб не в бровь, а в глаз,
чтобы что ни слово, то сразу, с разбега - в душу,
но у мира где-то внутри - двести пар берушей,
и тут сколько ни бейся, смотрят, как в первый раз.
а ночами и дышится, и рифмуется так легко
(и уж если бессонница - не метафора, а диагноз),
то и истина, обмакнутая словно в лакмус.
и слова - как в кувшине студёное молоко.
а писать надо смело, и, в общем-то, не таясь
потому что уж если есть во мне искра Божья,
то не стоит её гасить тишиной и ложью,
разрывать с бесконечной Вселенной связь.

ты читай, хороший, и покрывайся гусиной кожей,
хая мою неглубокую ипостась.