Расхворалась бабушка Клава.
Почитай-ка – месяц тоскует.
Иль – обидел кто? Иль – устала?
Или чует беду какую?
Плачет Клавдия целыми днями,
ничего-то ей не охота.
Спит-не спит, а с рассветом встанет –
и к окну. Будто ждёт кого-то.
А болит-то не сердце, не печень.
Тут, считай, посерьёзней дело.
Это то, что врачи не лечат:
это душенька разболелась.
Бабе Клаве – восьмой десяток.
Сын в Москву уехал, женился.
Хорошо живёт. Всё, как надо.
Пять лет не был, а тут – приснился.
Да приснился-то годовалым,
голопузеньким ребятёнком,
Будто бы сынок, как бывало,
к ней бежит и смеётся звонко.
Ей – к нему бы! Да нА руки вскинуть!
Да к себе прижать крепко-крепко!
Только – глядь! – а это мужчина,
незнакомый, худой, как щепка.
Вот и весь сон. Нелепый, право.
Что такого, скажи на милость?
Но болит душа бабы Клавы:
что-то с сыном, видать, случилось.
Ничего-то ей, старой, не надо.
Извелась вся, дошла до точки.
Сбереги, Господь, её чадо!
Заслони от беды сыночка.