я так его любила. боже. целые пятнадцать минут.
первые пятнадцать минут нашей второй встречи.
на шестнадцатой угловатость черт его лица начала стремительно терять свое очарование; стало пропадать удивление, а вместе с ним и удовольствие от потрясающей покорности и перманентного желания угодить. его неподдельный интерес к моей жизни и всему, что со мной связано, внезапно стал утомительным и даже чуточку пугающим своей маниакальностью.
и все же, целые пятнадцать минут всю меня насквозь пронизывала любовь. слепая, как Рэй Чарльз. неожиданная. накрывающая с головой и внезапно, как бывает только у матерей, впервые взявших на руки своего ребенка. и, конечно, глупая. да, невыносимо, непроходимо, бесконечно и непростительно глупая Любовь. и оттого настоящая.
она заставляла меня растекаться по столу. окружающим предметам. заставляла блокировать входы и выходы, вытягиваться в неплотную тягучую материю и обволакивать его, ничего не подозревающего.
я столько раз читала в книгах, видела в фильмах, слышала в рассказах других о том, как это бывает, когда одно мгновение, буквально секунда, длится целую вечность, что была уверена, будто знаю, каково это. была уверена. была.
все эти девятьсот секунд мы сидели как вкопанные, будто бы намертво сросшиеся с сиденьем дивана. то есть, это я была неподвижна, как многолетний дуб, а он, напротив, говорил, говорил, говорил, спрашивал, рассказывал, смеялся.
в общем, мы были одинаково неестественны.
время тогда замедлилось. почти, как во время полета в космосе, хотя, отчасти, там мы и были. температура моих ладоней была значительно выше температуры на Солнце, а, может, и какой другой звезды, погорячее. щеки горели и выдавали меня с потрохами, но ему, как и остальным небесным телам, было все равно. звездам ведь вообще нет друг до друга дела.
14.44. последние секунды жизни моего бескрайнего моря, сумасшедшего чувства, невинного ребенка, моего нового мира. все обесцвечивалось, затухало, как блеск глаз к глубокой старости.
я не пыталась его реанимировать.
боже, я так его любила. это было все равно, что научиться дышать под водой: легкие сжимались от недостатка кислорода, а голова кружилась от его переизбытка (и, мне кажется, здесь речь не о воздухе).
правда, как любой наркоман, обреченно ожидающий окончания прихода с самого его начала, я старательно отгоняла от себя мысли о неизбежном завершении трипа. но.
все закончилось нелепо: кислород вернулся в легкие, на свое законное место; ладони остыли, превратились из части чего-то целого в два смертельно холодных самостоятельных органа; память вернулась, хладнокровно уничтожив все созданное за последние пятнадцать минут. все, кроме одного: как я тебя любила.
как я любила. боже.