Когда Джек Потрошитель кромсает ночь ланцетом,
заманивая шлюх в карету виноградом,
безумная луна озарена инцестом
и эта темнота мне кажется наградой.
Я вижу в ней лишь губы, лишь зубы, лишь оскал,
лишь взгляд, распахнутый утопленницы-страсти,
так боцман похоти крыс трюмовых свистал,
ловя простушек Лондона в развесистые снасти.
И надкусивши гроздь, мерцанием наполненную
моей мечты, я соком этим упиться допьяна
желаю, чтобы было и сладко мне, и солоно,
словно в причалы Ливерпуля ласкается волна.
Как Гофман - Кёнигсбег, как Кант императивы,
я сочиню тебя – вселенную ночей,
сумбурные слова и бурные мотивы,
чтоб ты была моей, хотя была—ничьей.
Изысканный дендизм. Изящный саквояж.
Не видно лиц. И даже не ищите.
Ночь, поглощая улицы, прошепчет: «Я твоя!»
И жертва не нуждается в защите.
Опять в зажатой ручке сладчайший виноград.
Чудовища ль дела? Награда ли для лорда?
Всего одна награда—среди других наград,
наружу вывороченные внутренности города.
2008