Вчерашний хлеб. Холодное вино.
Обочины податливее теста.
Люблю, когда в ночи горит окно
и маленький фонарик у подъезда.
Люблю, когда в ночи, когда горит,
когда фонарь, когда у самой двери,
и хочется молчать – молчать навзрыд,
и стать большим, и всем воздать по вере.
Мне нравится входить в чужие сны
и, стоя средь руин и червоточин,
вдруг услыхать негромкий звон струны,
хоть дом давно уж пуст и заколочен.
Мне нравятся легенды о словах,
которые раскатисты и хлёстки,
и чтобы был рассказчик узловат
и коренаст, как дуб на перекрёстке.
Люблю закат, он яростно бордов
и вездесущ – не спрятаться, не деться,
в нём полыхают сотни городов,
и в каждом есть фонарик у подъезда.
Мне п; сердцу так многое, мне так
по с;рдцу, что невольно задыхаюсь,
пока часы размеренным «тик-так»
не усмирят во мне живущий хаос.
И потому я здесь, и потому,
хоть путь не подтверждён и не разведан,
я проношу в ладонях по нему
закатный жар – к поленнице рассвета.
Порою слышу дальний лай собак,
воловий всхрап, уютный дух овечий,
и кажется, что отступает мрак
от чудно окрылившихся предплечий.
Смешались сентябри и январи,
звучат златые трубы в тропосфере.
Навстречу проплывают фонари,
и каждый – воздаяние по вере.