Ко мне в ночной тиши припёрся стих,
Уж за полночь, как Герман запоздалый,
Я с юбилея, градусно-усталый
И, нате вам - рифмованный триптих.
В нём, несомненно, плавал свет идей,
Как свет звезды - застенчивый и мудрый...
Но я сказал:- Изыди! Буде утро
Для адекватно мыслящих людей.
А стих не уходил. Он рвался в мозг,
Цепляясь за нетрезвые кривые -
Ниспослан мне... он злился... кабы мог,
Наверное, свернул бы напрочь выю.
В нём пьедесталов почесть... и хула,
И славы быстротечные осколки...
Наверно, так в овчарню рвутся волки,
Почуяв запах пищи и тепла.
Он мог быть мой, а стал пока ничей.
Ведь я, пленённый Бахусом с Морфеем,
Был, под завязку, сытый - юбилеем
Из вычурности тостов и свечей.
Поэтому, издав пространный мат,
Послал катрены в дебри Камасутры,
Решив, что если чуточку поспать,
То в десять раз мудрёней станет утро.
С рассветом же - за кои-то грехи?
Я осознал в квадрате "сексодрома",
Что яркие полночные стихи
Ушли в туман похмельного синдрома.
Хриплю вослед:-Вернись! Я твой вассал,
О-о, Муза...
А в ответ - больное эхо,
Как слабый отзвук мата.... и затих -
Закрылась во Вселенную прореха...
А я заплакал,
сел и написал:
- Ко мне в ночной тиши стучался СТИХ...