День с макушка лета

               

                Эссе
                Уже две недели стоит невыносимая жара. Солнце, как из горна, выбрасывает горящие струи, обжигая дыханием все живое. В городе не спасают  даже кондиционеры, а на природе -  чуть легче: то река освежит, то лес, словно влажным полотенцем, обернет прохладой, и совсем немного, стараясь разве что отделаться: редкое, хотя и жаркое дыхание ветерка. Зной… Живое хочет пить!
       Шесть соток загрустили по – настоящему. Помидоры нахохлились, словно куры, опустив беспомощно листья. Огурцам совсем плохо. Петрушка, укроп приуныли, но хорохорятся. Свекла стоит гордо, своим видом показывая, что и не такое пекло видала. Яблок в этом году, на радость матери, много. Они  застилают ковром порыжевшую траву. Белый налив, а точнее солнечный, созрел: так и тает во рту. Мелба, будто с помадой на боку, раскидала свое обилие повсюду. Мать режет их для сушки и в компот, а вокруг осы… Все осы, как осы – с лету и в таз с яблоками, а одна – по высокой (выше кромки  таза) травинке ползет вверх за нектаром. Но как только она переползает середину,  травинка у основания надламывается, и оса оказывается на земле. Однако, упорная, продолжает свое восхождение по другой травинке. Зной… Живое хочет пить! Малина, подражая яблоням, отдает свои душистые шарики при малейшем прикосновении. Видно пришло время. Единственный на участке подсолнух в течение дня крутит своей слегка пожелтевшей макушкой, отслеживая солнце. Удивительно, что от такого вращения его шея не сломалась, а наоборот - окрепла. В уголке, рядом с давно проржавевшей во многих местах емкостью, красуются розы. Капельный полив им на пользу. Розы разные: розовые, алые, бардовые.  Каждый цвет хорош по – своему. У меня ассоциация с возрастом человека: детство, юность, зрелость. Зной… Живое хочет пить!               
       Я вынужден перебраться в тень на лавочку, которая расположена под навесом виноградной  кроны, которая свешивает многочисленные гроздья. Виноград еще совсем зеленый, но кисти плотно упакованы. Они тугие, словно груди девушки – подростка.  Работать уже невозможно. Зной повис и хотя уже  седьмой час вечера, уходить, не намерен. Чеснок выкопан до обеда и теперь парится на травке. По традиции его копают на Петров день. Вот прилетела давняя знакомая – трясогузка. Я всегда вижу эту птичку в одиночестве. Она по – хозяйски обегает грядки, ненадолго скрываясь в высоких зарослях мяты. Очень бойкая особа. Вот она на мгновенье замерла и тут же  быстро головкой вниз – что – то склевала, одновременно махнула хвостиком вниз – вверх, при этом одна лапка уже начала стремительное движение вперед; потом подключилась вторая… Лишь однажды я увидел этих птичек в паре. Однако через несколько минут, моя знакомая стала прогонять гостью, а та,  расставив крылья, возражала.  Их ссора продолжалась  на расстоянии до полуметра. В контакт они не входили, разнимать их нужды не было, и скоро гостья  улетела, что – то прокричав на прощание. Моя знакомая, как и прежде, хозяйничает одна.
       Ближе к вечеру, когда солнце, наконец, умаявшись, плюхнулось в постель, пришли в гости соседские кошки. Обе, как всегда, голодные, но опрятные. Они заискивающе, на расстоянии, смотрят мне в глаза, а когда приношу им что – то, на месте не едят, относят часть съестного в сторону, там съедают и приходят за новой порцией. Кошки разные по окрасу, но каждая  красива. После перекуса, кошки садятся в метре от меня, напротив, долго, но уже внимательно смотрят на меня: то ли благодарят за угощение, то ли внушают мне своими желто – зелеными глазами, что придут завтра снова. Перед ужином принимаю душ, но вода слишком теплая – не бодрит!
        Вечером долго смотрю на близкие и яркие звезды. Тишина… И вдруг неожиданно падают яблоки: быстрый шелест в кронах, потом гулкий удар падения и секундный шорох  в траве… Снова тишина.  Прихожу к очевидному: среди такого многообразия жизни и кажущего однообразия прожитых дней, хочется видеть и чувствовать это «однообразие» снова и снова!

                Виктор Попов