1.
А знаешь? Когда вернётся заря,
и на крыши домов упадёт свет,
те, другие, кто дело ночи творят
не придут за тобой! Их не будет! Нет!
Ты танцуешь, кутаясь в нити луны –
эти чистые воды, как Ноев нектар.
И в тебе моя завязь творит сны,
а во мне твой танец раздувает жар.
За изодранным ритмом наших тел
наблюдает разведчик другого дня,
И от зависти, нет ведь иных дел,
замышляет сгубить и тебя и меня!
Но не бойся! Бессильна дневная ложь,
как и тени ночные вредить нам.
Да и если могли бы ... посмели бы! Что ж,
есть ещё приют, коль верны снам.
2.
Останется над землёю
тумана неровный след,
а над рождённой зарёю –
звезды полуночной свет...
Серебряного сиянья
коснёшься и оживёшь,
умчишься пугливой ланью,
как скачет по телу дрожь...
Да, утро всегда прохладно,
да, ночь коротка на сон.
И облаком рыхло-ватным
летит в поднебесье он.
А солнца лучи умножат
твою неземную скорбь.
И как же тут быть? ! И что же
Поделать? Проигран спор.
Ведь я говорил: «Не вечно
той ночи в садах цвети! »
А ты... вот упрямая! свечи
зажгла на моём пути,
чтоб я невзначай не сбился,
чтоб я не пропал впотьмах,
чтоб новым, весомым смыслом
наполнились ночь и страх
меня потерять и сгинуть
самой в круговерти дней.
И душу делить с другими,
и тело дарить не мне...
Ты так боялась проснуться,
что, первой зарёй поднята,
ты предпочла не вернуться
в те памятные места,
что мы воровали у ночи,
что, пряча тайком от дней,
любили, что было мочи,
от них становясь пьяней
неистовством и восторгом,
и были, и жили... Но
рассвет не дремал! И зорко
следил за веретеном,
в котором сплетались нити –
твоя и моя. В свой час
польстилась заря сгубить их,
не зная, что губит нас!
Спаслась ты одна. И ныне
тоскуешь по той весне.
А я позабыл твоё имя,
навеки оставшись во сне.