Как Христос, распятый
подвешен на дереве кот.
Лет восьми ребята
коту тычут палками в рот.
Он молчит, бедняга,
разбавлена кровью слеза.
Дико ржёт ватага,
от счастья пылают глаза.
Смотрят в окна папы
(они чуть умнее скота).
Был грешок: их лапы
пытали такого ж кота.
Наблюдают бойню,
неведома жалость душе
и глядят с любовью
на шалость своих малышей.
Проходил я мимо.
От зверства в глазах – темнота.
Закричал вестимо:
Руки прочь от кота, сволота.
Разбежались дряни.
Я снял с древа трупик кота.
Завтра ранней ранью
кота хоронить – маята.
Взял пузырь водяры.
Лакая её, ночь не спал.
Как бубнила ярый,
я матом убийц осыпал.
И не вяз в догадках
откуда в детишках садизм?
Я давно в нападках
на всё, что принёс ельцинизм.
Нет вредней на свете
каналов его телеСМИ.
Смотрят телек дети
и вечером после восьми.
Льётся кровь с экрана,
в зверей превращая ребят
иль в тупых баранов.
А этому кто-то и рад.
Время мчится быстро
Ах, что это? Что, ё-моё?
Где-то грянул выстрел.
Знать шлёпнуло папу дитё.
Прётся утро в хату.
Ну, хватит мне, хватит бубнить.
Я беру лопату,
Иду труп кота хоронить.