Посвящение
Начну свое повествованье,
Конечно с местоописанья.
Москва, жара, конец уж лета,
Все тонет в буйстве звука, цвета,
Народ то там, то тут снует,
Ведь девяносто третий год!
Герой – великий наш скрипач
Макар Иванович Силач.
Его умение, манера
Играть и думать быстро, смело
В те непростые очень годы
В России делали погоды.
А люд дышал его душою,
Что изливал он скрипки воем,
Сподвиг и тысячи людей
На смелых множество затей,
Когда смычок, терзая струны,
Писал «ведические руны»
В сердцах горячих и умах.
Унынье превращалось в прах.
Силач простой был человек,
Хоть и большой имел успех,
Он никогда не зазнавался,
Но мыслью лишь одной терзался:
Что дальше будет после смерти?
Не уж-то ангелы иль черти?
I
В шесть ровно, утром, встав с постели,
Макар уставшим был на деле,
Ведь он концерт давал вчера
С обеда и до вечера.
Поднялся, посмотрел в окно,
Недавно только рассвело.
Он в старой жил большой квартире,
Что на Проспекте … дом четыре.
Ему бывало одиноко,
Жены и дочери «под боком»
Уже никак не может быть,
Их случай волен погубить…
Теперь одев очки и брюки,
Вздохнул он горько о супруге,
О дочке вспомнил и теперь
На кухню отворил уж дверь.
Затем, он разогрел бульон,
Набрал и друга телефон.
Тот друг соратник был старинный
Петро Викентьевич Хвилина.
Итак, обмолвились о встрече,
А к их дебатам был весь вечер.
Силач хотел всех убедить,
Как дальше русским лучше жить.
Хвилина чаял – по течнью
Найдет народ свой путь к спасенью.
II
Прошло побольше полудня
И у реки, что в кораблях,
Друзья нашли друг друга ровно
Без двух минут часа восьмого.
Решили сразу, что домой
Поедут друг и мастер мой.
Петро не жил с большим размахом,
Поскольку рюмок одним махом
Он много осушать умел
И в тех делах был очень смел.
А жил Петро в Замоскворечьи,
Москвы старинном подсердечьи.
Включивши свет, сев у окна,
Достали доброго вина,
И полился тягуч раствор
Друзей давнишних разговор.
Петро начал про демократов,
Свободу слова на дебатах,
Ну а Макару то уже
Тот треп совсем не по душе.
«Послушай, Петя, разберутся,
Там и без на пути найдутся,
Меня же этим не души,
В бессмертье веришь ты души?»
«Макар, тебе отвечу верно,
В таких делах я знаю скверно».
«Уж люди мы не молодые,
Власа на темени седые,
Жизнь завершим и все узнаем,
И так уж долго ожидаем».
«Пожалуй, прав ты друг, Хвилина,
Наш век прошел – теперь былина!
Викентьич, убери вино,
Не хочу ехать на метро!»
Их вскоре разговор притих,
Ночь пролетела в один миг,
Макар привстал, стал собираться,
Домой проехать и проспаться.
Как сутки он не спал уже,
Так сонно стало и душе.
В свою «старушку» сел он, «Волгу»,
(В машинах был большого толку),
Обнял и друга на прощанье:
Не долгим будет расставанье.
III
Итак, поехал со двора
Макар, и первая заря
Его немного ослепила,
Глаза тем самым подприкрыла.
А в переулках солнце мило,
Совсем ему глаза закрыло.
Открывши их через «минуту»,
Во сне увидел он Иуду,
Старушка шла по переходу,
Движенье рук: удар! И в воду!
Машина, как непрочный плот
Пошла ко дну во бездну вод.
Скрипач сознания лишился,
Салон уж в жижу опустился
Пролива очень небольшого,
Канала, то есть, обводного.
Минут чрез пять скрипач очнулся,
Хотел привстать – не шевельнулся,
Как вдруг ритмичный стук в окно,
Дверное только лишь одно.
Низверг он во пучину страха
Макара душу словно птахи.
Глаза светились в темноте,
Мерцала точка на хвосте,
А взгляд и сладок был и груб,
Силач остолбенел… Суккуб!
И сладкий певчий голосок,
Что был ни низок, ни высок,
Воззвал Макара за собою:
«Пойдем! Пойдем, дружок, со мною,
Не бойся, ведь, как и мечтал,
Посмертной жизни ты познал!»
Силач подумал и рванул,
Из тела душу вывернул.
За лапу взялся девы-черта,
Поплыли в сторону реч. порта,
Но, не дойдя совсем чуть-чуть,
В портал продолжили свой путь.
IV
К потоку грешных душ примкнув,
Перелетевши первый круг,
Скрипач с суккубом, как в огне,
Спешили глубже – к Сатане.
Как придорожные столбы
Мелькали адские уж рвы.
И вот, разверзлися ворота,
И к удовольствию «народа»,
В помпезный зал влетел Силач,
В том зале воздух был горяч!
Все очень быстро расступились,
А молвить - вовсе не решились.
Полет закончил свой скрипач,
Упал, свернулся, как калач,
Но быстро встал и отряхнулся,
К толпе безмолвной обернулся.
Она повторно расступилась:
Владыка проявляет милость!
«Ну, здравствуй, душенька-душа,
Твоя игра так хороша,
Что мои демоны и черти
Хотели слышать вас по смерти!
Сам я играю виртуозно,
Но вторить вам – мне не серьезно…»
«Постойте! Как и почему
Я оказался здесь – в аду?
Без всяких следствия, суда
Свалился почему сюда?»
«Прошу запомнить и принять…
Меня нельзя перебивать!
Отвечу сразу на вопрос…
Вы не хотите папирос?»
«Да нет, я ж вовсе не курю,
Али не знали вы в аду?
Итак, прошу вас, Продолжайте,
Надолго здесь я? Отвечайте!»
«Тогда мотай на ус, скрипач,
Твой путь, как водопад Кивач,
Направлен вниз был моей волей,
Но ты не беспокойся долей,
Пока играешь ты для нас,
Живет «не истязать» приказ!»
«О, что за тысяча Иегуд!
Где объективный Высший Суд?!»
«Поверь, ничто земное нам не чуждо,
Суд объективен лишь наружно,
Здесь много тяжб и проволочек,
В делах старинных нету точек,
Но душу, что угодна мне,
Всегда достану я себе!
С тобой решили без мороки,
Вердикт получен быстро, в сроки,
Заочно выписан билет
В один конец на сотню лет».
V
В то время во столичном граде,
В своем потрепанном наряде
Примчал к местам того событья,
Как стекла трезвый – не в подпитьи,
Макара побратим старинный
Петро Викентьевич Хвилина.
«Силач! Силач! Где друг Силач?!»
Метался всюду, словно мяч.
Достали «Волгу», позже – тело.
Реанимация – не дело.
Петро в отчаяньи совсем
Стал досаждать уж точно всем.
Ему сказали удалиться…
«Что делать? Умереть? Напиться?..
Эх, как же так, что я один
Совсем остался невредим?»
Петро домой вернулся мокрый.
Дождь плакал, барабанил в окна…
Теперь мысль о самоубийстве
Мелькнула очень четко, быстро.
Петро, приняв сие решенье,
Час просидел пред отраженьем,
Простился с фото всей родни,
В календаре закрасил дни.
Теперь к окну он подошел,
Из жизни выход он нашел.
Отчистил подоконник быстро,
Бутылку взял вина игриста,
Одним лишь залпом осушил,
Разбил окно и грех свершил.
VI
Бал отгремел, все разошлись,
Силач нацелил взгляд свой ввысь…
Он все стоял и грустно чаял,
Чтоб путь наверх не стал отчаян.
Погасли свечи, тьмы мгновенья
Травили душу, как забвенье.
Прошла вся ночь в бессонной пытке,
И время скоростью улитки
Все больше мучало героя,
А отголоски стонов, воя
Трепали душу все сильней,
Как лодку ветер ста морей.
Настало утро незаметно,
В аду ведь солнце неприметно,
Макар решил здесь осмотреться,
Что делать, ну и как согреться.
Итак, отправился в поход
К домам известных здесь господ.
Шагал он так неторопливо,
Чтоб не выказывать игриво
Сколь интересно ему знать,
Какая здесь, в Инферно, знать.
Но нет в домах тут ни табличек,
Ни номеров, и как же кличут,
Когда кому-то написать,
Иль весть с верхов земли достать?..
Здесь спят себе и в ус не дуют,
Ну и, наверное, жируют,
Ведь всех их Дьявол пригласил,
Чтоб развлекали что есть сил.
Силач прошел одну, другую
Такую улицу большую,
В его глазах и страх уже,
Ведь скоро быть на шабаше!
Прошел весь день и вечер тоже
В потугах поисков похожих.
VII
И вновь дается страстный бал!
И снова звездный час настал!
Скрипач терзает, что рвет струны,
Мерцают лампы, словно луны,
И пиром бал сей завершен,
Силач надел лишь капюшон,
Решивши скрыться, но не так
Пошел весь план – он не мастак!
И громко молвил Люцифер:
«Не порти хода лунных сфер!
Останься! Боле не играй,
А пей вино и отдыхай!
Смори, что за девиц привел!
Ну, не теряйся! Ты ж орел!»
Макар остался, позабыв,
Насколь свободен и строптив
Он был, но лишь с вином
Силач стал тихим, что рабом.
И так пошло из дня во день:
Играть и жить – к девчатам в тень.
Но вот его судьба – отнюдь,
В разврат не хочет окунуть…
VIII
В один из дней, не помню точно,
Скажу вам ясно, не заочно,
Силач, разбив бутыль шампани,
Лежал в огромной темной яме.
В тот день, так вышло, на работу
Девицу выгнали Шарлотту.
Она – бесстыдница совсем,
Гуляла так: в деревне всем
Приличным женщинам, замужем,
Сиделось дома, словно в луже.
Макар доставлен был в коморку,
Бесстыжей девки темну норку.
Силач проснувшись обомлел,
А от стыда аж заалел!
Пока Шарлотта на работах
Макар придумал уже что-то.
Нашел ключи и наутек,
На бал. Ведь быть там надо в срок!
Играл в тот день из рук вон плохо,
Что и глупец, и неумёха
Смог в раз Макара осмеять.
Прокол лишь вновь, но не опять.
Наутро в дом пришел Зарница,
Сказал, чтоб поводов напиться
«До черта» больше не имел,
А то «обычных» ждет удел.
IX
Переосмысливалось туго,
И он живет совсем без друга,
Но тут судьба пришла с фортуной,
К Макару во Инферно лунный.
Среди ночи удар во дверь!
«Вот это да! И что за зверь
Решил пожаловать ко мне
Среди всех криков в тишине?»
Стоит, стучится на пороге
Та леди, что жила в остроге,
Но случай свел ее с убийством,
И сделав душу ей нечистой.
По доброй воле скрипача,
Уже лишь сердцем так стуча,
Она поведала рассказ
О том, что он ее лишь спас.
Она бежала от чертей,
Что жарят на огне людей.
Она просила приютить,
Хотя б на день, за сон простить.
Уж долго Анна здесь жила,
О многих тайнах ведала.
Сыграл Макар тогда на скрипке,
Смычком, что от вина весь липкий.
Возникла искра, зажиганье,
И участилось их дыханье…
И не в пример его игра
Сегодня опусной вчера.
Как много чувства и огня,
Что извлекал благодаря
Тому не дюжему таланту,
Что не продал по прейскуранту.
X
По новой жизнь здесь начата,
И старой больше не чета.
Итак, совсем уж все непросто:
У Сатаны теперь есть остров
Под самым боком и добра!
А скрипачу играть пора…
Зажили вместе (он и Анна),
А перспектива вот туманна,
Ведь как же дальше им так быть,
Какую службу сослужить
В аду им сможет близость душ?
От Дьявола «холодный душ».
Но он не знал, да и не важно:
Скрипач играл себе вальяжно,
Все в мастерстве он прибавлял,
Вот почитай уж идеал!
XI
Балы, девицы и вино,
Ведь это все его пленило,
Но уж настал тот эпизод,
Что манит новой, чудной силой.
И с каждым вздохом скрипки звук
Все больше чувства набирает,
Ах, эта Анна – милый друг,
Воображенье возбуждает!
Но вот случилась с ним беда,
(Могло, конечно, быть и хуже)
Ведь небывало никогда,
Чтоб сатана пришел на ужин!
Без приглашенья и звонка,
Но тут уж никуда не деться,
Подать на стол вино, бокал,
Да поприличнее одеться.
И тут на Анну зверский взор
Хитро и метко попадает,
Вопрос… совсем-то невпопад,
Силач как свой язык глотает!
«Ты что, собака, скрыл такой,
Что ты себе завел рабыню?
Согласовать надо со мной!
Теперь она моя отныне!»
Закончив трапезу, скрипач
С остолбенением поднялся,
Давило все: и стейк, первач,
И что совсем один остался…
XII
Ну что же делать? Все? Конец?
Без Анны пусто все казалось…
Рискнул? Нарушил? «Молодец!»
В груди все чувство бесновалось.
Но делать нечего, аферу
Сию-то надо исправлять,
И на поклон ко Люциферу
Себя он волен отправлять.
Что ж, Люциферу наша Анна
Была-то вовсе не нужна.
Наложниц у него бескрайно.
Лишь для покорности нужна.
Пришел Макар просить за Анну,
Но молвил хитрый бес-шайтан:
«Подвергся бабскому дурману!
Ты ею весь околдован!
Однако ж ты играешь мне,
А значит – волен по себе.
Лежит бумага на окне,
Подпишешь – Анна при тебе!»
За сим подписан договор,
Что сатанинский жадный взор
Среди всех этих адских гор,
А также его мерзкий двор,
Все будут слушать и смотреть
Смычок как воздух разрезает,
От наслаждения гореть,
Что вечность он здесь прозябает…
XIII
И правда, все! Души бессмертье,
Усталость, голод позабыв,
Играть ему, где пляшут черти,
Покорность вечности привив.
Но что ж поделать… уж фатальность
Печалит ясный прежде взор,
Однако, все же не кончалось:
Любовь – чудесный есть мотор!
Хитрее оказалась Анна,
При том, хитрей, чем Люцифер!
Ведь в ней есть тайна, не туманна,
Важнее всех небесных сфер.
«Макар, послушай, есть колодец
На оконечности краев.
И самый жадный здесь уродец
На все ради него готов!
Однако только я и знаю,
Помимо этих всех чертей,
Где прячет к жизни ключ иль к раю
Верховный здешний лиходей».
«О, жизнь моя! Любимая ты Анна!
Ценнее нет сейчас мне больше не души!
И скрипки звук, что очень-очень странно,
Во мне бессилья горечь так не заглушит!
Скажи же, как смогла узнать о тайне?
Как обманула черта-Сатану?
Я так взволнован! Я взволнован крайне!
Не покарают ль и за эту Суету?»
«Ну вот, Макар, опять упал ты духом!
Всему виною страх за жизнь в аду.
Но я клянусь и зрением, и слухом,
Что мы достанем чудную воду!»
XIV
Серьезней стали думы у Макара,
Давила радость, словно смертный груз.
И только лишь, когда он становился пьяным,
Играл легко на скрипке, без обуз.
Заволновался черт: спивается та скрипка,
Что слух ласкала, но талант не мертв.
И тут подход-то нужен гибкий,
Ведь есть Макара очень страстный норов.
Силач играл весь бал, терзая струны,
Их больше вовсе мастер не жалел,
И раздражался властелин короны,
И ад уже совсем жестоким стал!
Ведь даже черт бывает так несчастен,
Что хочет быть сильней предела сил.
Не рад уже в любимом «Кадиллаке»,
На коем он с улыбкой колесил.
Решил: «довольно!» и пошел к Макару,
С бутылкой той колодезной воды.
Открыл ее, не выпустивши пару
Излил ее в хрустальных чаш ряды.
«Ты выпьешь все, как прежде заиграешь!
А нет – отправлю я подумать на костер!
Ты нас в аду так сильно обижаешь
Игрой угрюмой, словно скалы гор!»
Пропил скрипач волшебное лекарство,
И снова мелодично заиграл,
Вот так Шайтан свое все царство
От мук сверхмерных выгодно спасал.
XV
Макар играл, а Анна все ходила
Своею потаенную тропой,
Дорогой, что венчала сила,
Свободе адской долг давала свой.
У скрипача ведро воды скопилось,
Сказала Анна: «все, любимый мой,
С тобою я сейчас простилась,
Ведь не пройти мне больше за водой!»
«Но как же так?» Упало сердце в пятки!
«Случилось что, иль кто его закрыл?»
«Оставлю все глупые догадки,
Хоть пусть ответ совсем не будет мил.
Дорожку эту меж кручами
Засыпало случайно насовсем,
А там, среди утесов есть охрана,
И путь теперь закрыт и мне, и всем.
Испей ведро и в рай перенесешься,
Не будешь больше ведать ты забот.
Но что же ты, друг мой, все так трясешься?
Заполни влагою живительной свой рот!»
«Да, Анна, видимо забыла,
Что ты любовь и радость лишь моя,
И без тебя в раю совсем не мило,
Хоть и наверно там живет семья…
Решил я так: ведра всего не выпью,
По половине мы его возьмем,
А если нет, то просто его вылью,
Хочу я быть с тобой и лишь вдвоем».
XVI
В тот день решился снов дьявол
Маэстро скрипки лично повидать,
Но ждал его сюрприз, что просто на кол
Он стал бы их вдвоем сажать!
Раздался стук, но дверь не отворилась,
Тогда влетела внутрь темноты,
Но действие любимых уж свершилось,
Ни звука нет, кромешность пустоты.
Подняты в воздух страшные драконы,
И скачут всадники на огненных конях,
Но, несмотря на все эти препоны,
Не чувствуют Макар со Анной страх.
В аду их нет – «прочесана» вся местность,
В раю их нет, ведь есть же приговор.
Я проявлю неслыханную щедрость
И расскажу свой с небом разговор.
XVII
Из-под земли их души испарились
И стали тучей у ворот небес.
Дождем на град на стольный опустились,
Что позабытых ждал чудес.
Пройдя путями разными земными,
Судьбою вновь они разведены.
И только силами души большими
Как прежде будут объединены.
Случилось так, что в разных роддомах,
В трущобах городских и мощном центре,
Где правит лишь насилие и страх,
И не способны где на сантименты.
Родились девочка и мальчик. Долгий путь
Макара с Анной в жизни ожидает,
Для них в преодолении вся суть
Себя и мира, что вокруг, жесток бывает…