В творчестве знаменитого поэта Н.А. Заболоцкого, прошедшего через «заумь» литературной авангардистской группы Обериу (1926 – 1930), через сталинские лагеря и ссылку (1938 – 1948), а в 50-е годы вернувшегося к классической ясности и глубине стиха, сочетались взгляды, свойственные атеистической, технократической эпохе нового времени, с многовековыми, традиционными представлениями о мире наших предков.
Основы мировоззрения поэта были заложены в тот период, когда он жил в селе Сенгур Вятской губернии (ныне центр Марийской республики), где он находился в возрасте с семи до четырнадцати лет. Его отец, агроном по профессии, приобщил сына к «естественнонаучному» отношению к природе. Рациональный подход к действительности позже усилился в Заболоцком под воздействием общих революционных устремлений к научно-техническому господству над природой. Однако не менее важное влияние на будущего поэта оказало его общение с простыми крестьянами села Сенгур, хранившими древние языческие традиции. Вот как об этом написано в одном из самых подробных жизнеописаний Заболоцкого: «Особенно любил Коля Заболоцкий слушать разговоры крестьян, собиравшихся в вечерние часы у брёвен, сваленных посреди села для какой-то строительной надобности. В такие вечера сын агронома допоздна просиживал с мужиками, прислушиваясь к их беседам. /…/ Языческое преклонение перед природой, одушевление и обожествление растений, животных, рек, больших камней было близко первоначальному детскому восприятию окружающего мира и наряду с деятельностью отца-агронома, предопределило интерес будущего поэта к естествознанию и натурфилософии» [1]. Ценность этого описания важного периода жизни поэта заключается в том, что оно сделано его сыном, который взял эти сведения из рассказов своего отца, то есть это сам Заболоцкий говорил о значимости в его жизни и творчестве языческих представлений о природе. Следует, однако, заметить, что эти взгляды не могли быть «наряду» с интересом к «естествознанию», ибо всё творчество поэта свидетельствует о сложных противоречиях между рациональным и чувственным восприятием природы, между традиционно религиозным и материалистическим подходами к её тайнам. Для сравнения приведём два стихотворных отрывка. В первом восемнадцатилетний поэт ещё хранит народное представление о Божественном единоначалии природы:
… Промёрзшие кочки, бруснига,
Смолистые запахи пней.
Мне кажется: новая книга
Раскрыта искателю мне.
Ведь вечер ветвист и клетчат.
Ах вечер, как сон в Октябре,
И сосны, как жёлтые свечи
На Божьем лесном алтаре…
(«Отрывок», 1921) [2]
Мир природы представлялся поэту книгой, которую раскрывает перед человеком Бог, чтобы дать ему возможность постичь великие тайны красоты и гармонии. Примечательно, что Заболоцкий называет себя «искателем», то есть он ещё стремится найти истину «на Божьем лесном алтаре». Позже он категорически откажется от этого поиска:
Я не ищу гармонии в природе.
Разумной соразмерности начал…
(«Я не ищу гармонии в природе», 1947) [3]
В этих стихах уже нет того преклонения перед божественным совершенством природы, которое ощутимо в предыдущих строках. Природа в данном случае не открытая книга вселенской мудрости, а дикая неуправляемая стихия, сделать гармоничной которую может только технический гений человека.
И снится ей блестящий вал турбины,
И мерный звук разумного труда.
(Там же, с. 172)
Чтобы полнее представить сложную эволюцию натурфилософских взглядов поэта, необходимо обратиться к более подробному и последовательному их рассмотрению. В стихотворениях Заболоцкого 20-х годов заметны следы его общения с крестьянами-язычниками села Сенгур. Олицетворения, которые в них встречаются, часто основаны на народных представлениях об одушевлённости всей природы.
И мы стояли, тонкие деревья,
В бесцветной пустоте небес.
(«В жилищах наших», 1926, 63)
Деревья дружные качали
Большими сжатыми телами…
(«На лестницах», 1928, 45)
О река, невеста, мамка,
Всех вместившая на лоне…
(«Купальщики», 1928, 47)
Каждый маленький цветочек
Машет маленькой рукой…
(«Прогулка», 1929, 64)
В этих строках ощутимо соборное единство человека с деревом, рекой, цветком в окружающем его храме божественной природы, издавна свойственное русскому национальному сознанию. Выражая духовное всеединство природы в оригинальных поэтических образах, Заболоцкий продолжал великие традиции русской классической поэзии. Однако новое революционное время, проникнутое духом авангарда, внесло свои коррективы в дальнейшее творчество поэта.
Важным этапом в развитии художественного видения мира для Заболоцкого стал 1930 год, когда было создано первое крупное его произведение - «Торжество земледелия». В основе конфликта этой поэмы лежит борьба между старым поклонением Духу природы и новым научным освоением природных стихий. Четвёртая глава под названием «Битва с предками» заканчивается победой Солдата, который «никогда не знал молитвы», а вместо божьего храма ему во сне виделся «машинный храм», где делались «кислородные лепёшки» и «щи из ста молекул». Прогнав Предков, Солдат не страшится бури и возвышается над природой, «словно демон», символизируя тем самым ниспровержение божественной власти природы над человеком. Торжество земледелия – это торжество научного прогресса, вводимого в России в годы коллективизации с помощью красноармейцев. Земледелье с большой буквы прославляет Солдат в конце поэмы:
«Славься, славься, Земледелье,
Славься пение машин!
…………………………………
Славьтесь, добрые науки
И колхозы-города!»
Революционный пафос, слышимый в этих строках, позволяет заметить, что в момент написания поэмы в сознании Заболоцкого произошёл заметный поворот, который выразился в перевесе его отношений к природе в пользу «естествоиспытателя», а не в пользу «язычника».
Сказанное выше, однако, не означает, что автора поэмы можно полностью отождествить с образом его Солдата. В главе «Беседа о душе» мнению центрального героя о том, что «природа ничего не понимает», противостоит мнение пастуха:
«Кто её знает? –
Сказал пастух, лукаво помолчав. –
С детства я – коров водитель,
Но скажу вам, осерчав:
Вся природа есть обитель.
Эти слова не случайно принадлежат пастуху. Напомним, что в русской поэзии пастухи, так же как и странники, традиционно считались людьми, имеющими возможность ближе всех общаться с природой и поэтому глубже других постигать её божественные тайны. В приведённом отрывке следует обратить внимание на важный деепричастный оборот «лукаво помолчав», которым выражается мудрость человека и его превосходство над остальными, данное ему от знания какой-то высшей истины. Эта истина заключается в понимании всеединства природы: «вся природа есть обитель». Данная мысль близка убеждениям самого Заболоцкого (сравним: «лесной алтарь» и «природа - обитель»). Таким образом, в «Торжестве земледелия» поэт, убеждённый в необходимости научно-революционного преобразования природы, выразил и те взгляды, которые он унаследовал от народного миропонимания.
Вера простого народа в божественную одухотворённость природы служила для Заболоцкого объяснением некоторых «непостижимых» явлений. В «Поэме дождя» он признавал недостаточность рационального подхода к пониманию мира:
… уму непостижим
Тот мир, который неподвижен.
…………………………………
Когда могучий вод поток
Сбивает с ног лесного зверя, -
Самим себе ещё не веря,
Мы называем это: Бог.
(«Поэма дождя», 1931, 82)
«Непостижимое» называется Богом не от веры в Него, а от отсутствия другого, более рационального объяснения. Приведённый пример наглядно демонстрирует несоответствие между стремлением к научному осмыслению природы и её тайнами, неподдающимися подобному осмыслению.
Преодолеть явное противоречие между наукой и «непостижимым» Заболоцкому помогло знакомство с трудами К.Э. Циолковского. 18 января 1932 года поэт, обращаясь к теоретику русского космизма, писал: «Ваши мысли о будущем Земли, человечества, животных и растений глубоко волнуют меня, и они очень близки мне» [4]. К.Э. Циолковский в своих работах («Неизвестные разумные силы», «Воля вселенной», «Растение будущего») с научной точки зрения объяснял единство земной природы и космоса. По мнению учёного, всё в мире подчиняется воле «высшей разумной жизни». Логика рассуждений Циолковского очень убедительна: «Ясно, что жизнь, разум и волю породила постепенно природа. Человек рождён землёю. Земля – Солнцем, Солнце – произошло от сгущения разреженной газообразной массы. Эта – от ещё более разреженной материи, например от эфира. Итак, всё порождено Вселенной. Она – начало всех вещей, от неё всё и зависит. Человек или другое высшее существо и его воля есть только проявление воли вселенной» [5].
Важной составляющей мировоззрения Циолковского является его мысль о том, что энергия звёзд, питающая растения и животных, ведёт их к неуклонному эволюционному развитию, цель которого бесконечное совершенствование разумной жизни. «…Как растения, так и животные, - писал автор статьи «Животное космоса», - могут существовать с помощью одной неорганической пищи при наличии солнечной энергии. /…/ Этой обильной лучистой энергиею не могут не воспользоваться подобные существа. Они окружают все солнца /…/ и пользуются этой энергиею, чтобы жить и мыслить» [6].
Идеи К.Э. Циолковского нашли поэтическое преломление в поэме Н.А. Заболоцкого «Деревья» (1933):
Трение воздуха будит различных животных.
Звери вздымают на лестницы тонкие лапы,
Вверх поднимаются к плоским верхушкам деревьев
И замирают вверху, чистые звёзды увидев.
Так над землёй образуется новая плоскость…
У Заболоцкого животные разбужены «трением воздуха» (эфирным началом всей материи), и вслед за деревьями они поднимаются к «чистым звёздам», чтобы питаться «энергией звёзд», после чего «образуется новая плоскость», то есть и растения, и животные достигают нового уровня эволюции. Цель этой эволюции, по Заболоцкому, - строительство «большого мозга зданья». Растения, берущие энергию от Солнца, служат пищей животным, а те, в свою очередь, - человеку, который аккумулирует в себе всю органическую и неорганическую энергию.
Сквозь рты, желудки, пищеводы,
Через кишечную тюрьму
Лежит центральный путь природы
К благословенному уму.
(«Деревья», 1933, 165)
В этот период своего творчества поэт воспринимал природу как строительный материал для создания в будущем более совершенного интеллекта. Уверенность в возможности «всех живых преображенья в одном сознанье мировом» Заболоцкий почерпнул из логических доводов того же Циолковского: «Разве то, что мы не можем сейчас сделать, невозможно в будущем? Прежде считали невозможным получение органических веществ, получаемых из растений и животных. Теперь это опровергается всё более и более. Получены органические ароматы, краски, масла, сахары в бесчисленном разнообразии, превышающем природу. Идя так, не дойдём ли до живых органических веществ, до создания протоплазмы, клеточек растений и животных?»[7] Согласно убеждению Циолковского, человеческое сознание в соответствии с волей Вселенной способно преобразовывать и развивать природу до бесконечности. Подобное понимание своей роли в природе позволяло Заболоцкому относиться к ней не как к богине, а как к союзнице, к спутнице, ведомой человеком.
Не бойтесь бурь! Пускай ударит в грудь
Природы очистительная сила!
Ей всё равно с дороги не свернуть,
Которую сознанье начертило.
Учительница, девственница, мать,
Ты не богиня, да и мы не боги,
Но всё-таки как сладко понимать
Твои бессвязные и смутные уроки!
(«Засуха», 1936, 192)
Данный отрывок ясно свидетельствует о том, что автор этого стихотворения давно отказался от божественного начала природы («Ты не богиня»), но природа остаётся для него «учительницей», хотя её уроки «бессвязные» и «смутные». Главное - он научился понимать эти уроки, потому что считает, что его сознанье «начертило» путь, по которому природа за ним последует. Здесь уже нет места «непостижимому», поскольку человек полагает себя высшим существом.
И сам я был не детище природы,
Но мысль её! Но зыбкий ум её!
(«Вчера, о смерти размышляя», 1936, 195)
В приведённых строках важным представляется эпитет «зыбкий» по отношению к понятию «ум природы». Несмотря на убеждённость в силе человеческого разума, Заболоцкий, как истинно русский человек, оставляет место для сомнения, для поиска. «Зыбкий» - значит неустойчивый, ищущий, мятущийся, находящийся в постоянном сомнении.
Пересмотр взглядов по отношению к природе в жизни Заболоцкого был связан с его пребыванием в исправительном лагере на Дальнем Востоке с 1938 по 1944 годы. Здесь, на лоне первозданной и дикой природы, он по-новому осознал её огромный масштаб и могучую силу. В письме жене 19 апреля 1941 года поэт писал: «Чем старше я становлюсь, тем ближе мне делается природа. И теперь она стоит передо мной как огромная тема, и всё то, что я писал о природе до сих пор, мне кажется только небольшими и робкими попытками подойти к этой теме» [8]. Первобытная природа предстала перед взором поэта во всей своей «торжественной дикости»: «Природа ещё девственна здесь, и хлябь ещё не отделилась от суши вполне, как это бывает в местности, освоенной человеком. Во всей своей торжественной дикости и жестокости предстаёт здесь природа» [9]. Ощутив мощь природы, Заболоцкий вновь признал её превосходство:
Опять ты, природа, меня обманула,
Опять провела меня за нос, как сводня!
(«Читайте, деревья, стихи Гезиода», 1946, 218)
После перенесённых лишений и суровых испытаний, после более близкого общения с первозданной природой к поэту пришла мудрая мысль о том, что, считая себя прежде главным действующим лицом прогресса, он оставался слепцом:
И боюсь я подумать,
Что где-то у края природы
Я такой же слепец
С опрокинутым в небо лицом.
Лишь во мраке души
Наблюдаю я вешние воды,
Собеседую с ними
Только в горестном сердце своём.
(«Слепой», 1946, 211)
Новым важным прозрением Заболоцкого в этих строках является его признание в том, что с природой можно общаться «только в горестном сердце своём». Поэт остро почувствовал необходимость духовной связи с окружающим его миром.
И всё яснее чувствуется связь
Души моей с холодным этим утром.
Так на заре холодных зимних дней
Под сенью замерзающих растений
Нам предстают свободней и полней
Живые силы наших вдохновений.
(«Ещё заря не встала над селом», 1946, 220)
Примечательно, что здесь уже не человек ведёт за собой природу, а она сама щедро делится с ним полнотой жизни, даёт необходимое ему ощущение свободы и «живые силы» вдохновения. Характерно также то, что в тот же период творчества поэта симпатии Заболоцкого вернулись от ставшего опасным технического прогресса к исчезающим ценностям естественного природного мира.
И уже на пределах ума
Содрогаются атомы…
…………………………
Где ж ты, иволга, леса отшельница?
Что ты смолкла, мой друг?
(«В этой роще берёзовой», 1946, 221)
Как представитель дикой природы иволга в данном случае уже не просто строительный материал для «башни птиц», а близкий друг, общение с которым необходимо человеческой душе. Если раньше поэт не видел гармонии в природе («Я не ищу гармонии в природе…»), то теперь она открывается перед ним.
Так вот она, гармония природы,
Так вот они, ночные голоса!
(«Лодейников», 1947, 183)
Гармония природы в новом миропонимании Заболоцкого основана на духовном единстве всех её частей.
Ведь в каждом дереве сидит могучий Бах,
И в каждом камне Ганнибал таится…
(«Лодейников», 1947, 184)
В поздний период своего творчества Заболоцкий всё дальше отходил от научно-утилитарного отношения к природе и возвращался к ощущению соборного единоначалия мира.
И равно беспредельны просторы
Для микробов, людей и планет.
……………………………………
Тот же самый поток неизменный
Движет тайная воля судьбы.
(«Сквозь волшебный прибор Левенгука», 1948, 251)
В этом стихотворении ещё заметно влияние суждений Циолковского о том, что строение атома столь же сложно, как и строение солнечной системы («И равно беспредельны просторы»), однако если у Циолковского космосом управляет вполне объяснимая воля Вселенной, то у Заболоцкого микробами, людьми и планетами движет «тайная воля судьбы». «Тайная» - недоступная человеческому пониманию, а значит, божественная.
В конце своей жизни Заболоцкий на новом, более глубоком философском уровне признал не материальное, а именно духовное единство мира.
Но уж стремилась вся душа моя
Стать не душой, но частью мирозданья.
(«Сон», 1953, 262)
Осенний мир осмысленно устроен
И населён.
Войди в него и будь душой спокоен,
Как этот клён.
(«Осенний клён», 1955, 277)
Душевное умиротворение перед лицом смерти приходит к человеку благодаря осознанию своего единения с душой природы. Именно это осознание и растворение в «живых чертах» окружающего мира даёт возможность увидеть его по-новому:
Горит весь мир, прозрачен и духовен,
Теперь-то он поистине хорош,
И ты, ликуя, множество диковин
В его живых чертах распознаёшь.
(«Вечер на Оке», 1957, 316)
Приведённые строки позволяют заметить, что, с точки зрения умудрённого жизнью поэта, только тогда, когда человек постигнет всеобщую одухотворённость мира, он сможет распознать множество его истинных «диковин». Мир открывается человеку через духовное своё начало – таков главный вывод, к которому пришёл естествоиспытатель и поэт в конце своего трудного и тернистого пути.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Заболоцкий Н.Н. Жизнь Н.А. Заболоцкого. М., 1998. С. 15-16.
2. Заболоцкий Н.А. Избранные сочинения. М., 1991. С. 353.
3. Заболоцкий Н.А. В этой роще берёзовой. Столбцы и поэмы. М., 2004. С171. Последующие ссылки на это издание делаются в тексте скобках.
4. Заболоцкий Н.А. Избранные сочинения. М., 1991. С. 357.
5. Циолковский К.Э. Неизвестные разумные силы. М., 1991. С. 23.
6. Циолковский К.Э. Растение будущего. Животное космоса. Самозарождение. Калуга, 1929. С. 21-23.
7. Там же. С. 29.
8. Заболоцкий Н.А. Избранные сочинения. М., 1991. С. 370.
9. Там же. С. 345-346.