Нещадно солнце летнее палило,
Дремали под лучами берега,
Одно спасенье в эту пору было –
За дальнею околицей река.
Визжали девки, ребятня плескалась,
Песок прибрежный гладила волна.
Улыбка за улыбкой зажигались
И радостью душа была полна.
Стрекоз прозрачных хоровод кружился,
Порхали над цветами мотыльки…
Но как-то к вечеру расположился
Цыганский табор около реки.
Цветные юбки, как букет нарядный,
Пошли по сельским улицам мелькать.
Под вечер любопытные украдкой
Пришли в цыганский табор погадать.
Хотелось им узнать, когда желанный
Зашлёт сватов, что будет в их судьбе…
Лишь чернобровая гордячка Анна
Давно предначертала всё себе.
Ей эта суматоха не грозила,
Сердечко ожиданием жило.
По осени сулился её милый
На тройке увезти в своё село.
Сгуртились, разрумянившись, девчата,
Шушукались о будущем своём…
«Ну, я ж нисколечко не виновата,
Что хорошо так с милым нам вдвоём»,-
Так думала и улыбалась Анна,
А ветер гладил кос девичьих смоль.
И с губ срывалось: «Милый мой, желанный,
Позволь любить тебя, позволь, позволь…»
Ой, скоро, скоро бойкие подружки
Начнут строчить весёлые частушки.
На церкви возвестят колокола,
Что пара на венчанье прибыла.
Над речкой месяц молодой склонился,
Костёр в ночи почти угомонился.
Седая Аза с трубкою в руке
Следила за девчонкой вдалеке.
Как молнии пересеклись их взгляды,
Волной по телу пробежала дрожь.
- Иди сюда, красавица, стань рядом.
Ты почему ко мне не подойдёшь?
Всю правду расскажу. Иди поближе…»
Но Анна замотала головой,
Затем склонила голову пониже
И поспешила поскорей домой.
А вслед неслось: «Не хочешь дать мне руку?
Всё на твоём написано челе:
С детьми тебе придётся жить в разлуке,
Покой найдёшь ты на чужой земле!»…
«Не знаешь ты, цыганка, ничего,
Давно люблю залётку своего!»
Девчонка удивлённо рассмеялась,
Но сердце застучало, заметалось.
Уехал табор, и слова забылись,
А жизнь своей дорогой повела.
Подружки замуж все повыходили,
Но Анну тройка первой увезла.
II
Всю ночку филин на задворках ухал,
Страдала одинокая гармонь.
В деревне баба к сорока – старуха,
Мужик и в пятьдесят ещё огонь.
Любовь всегда свои уловки строит.
Снежок несмелый тонко сети плёл.
И на Покров осеннею порою
Сын юную красавицу привёл.
Уже детей нажили молодые,
Но подоспел солдатской жизни срок.
На проводы пришли друзья, родные,
«Последний - пели,- нонешний денёк…»
III
Ютились вместе все под ветхой крышей,
Пахали землю, молотили рожь.
Лишь домовой один с ухмылкой слышал
Что там творилось. И… не разберёшь.
Как ни скрывай округлость кофтой ветхой,
Проявятся греховные дела.
Свекровь змеёй шипела: «Сучка! Эх, ты…,
Ты с кем без мужа пузо нажила?»
Ей было невдомёк, о чём кричали
Над гнёздами горластые грачи.
Когда сыны на службу отбывали,
Орудовали бойко «снохачи».
Играл февраль, скликая непогоду,
Как старый гитарист на струнах чувств.
Малыш не из породы, а в породу
Родился: брови Дёмкины и чуб!
У зыбки бабка рыжая сидела,
Поглядывая косо на мальца,
А Николаю весточка летела,
Что он, служивый, в звании «отца».
Частенько выжимала чинно губы,
Крапивы злее был её вопрос,
Но Дёма зыркал на супругу грубо,
И баба сразу прижимала хвост.
Закончилась армейская житуха,
Засобирались молодцы домой.
Апрельским утром Николай без стука
Ввалился в избу с новою женой.
У печки две девчушки и мальчонка
Играли в остывающей золе.
На Анне перелатана кофтёнка,
Взгляд Николая - не бывает злей.
После нелёгкой жизни и волнений,
Пройдя пути – дороги и вокзал,
Не спрашивая чьих – то объяснений,
На дверь рукой он Анне указал.
За встречу вечеринку закатили,
Картошки наварили в чугуне.
Травили байки, самогонку пили,
К утру погас слепой огонь в окне.
Залезла бабка, охая, на печку,
Подвыпив, все уснули крепким сном.
С трудом держась за поручни крылечка,
Глотала слёзы Анна под окном.
Известно, утро вечера мудрее.
Родители с рассветом в дом вошли
И, разрешив нелёгкий спор, скорее
Сор по углам семейный размели.
И порешили тут же:
Ненароком,
Чтоб бабе на селе не пропадать,
Скорёхонько, то бишь, в кратчайший срок ей
Заявку на вербовку написать.
Отец Анафий взял к себе Полинку,
Машутка в мать вкаталась – никуда!
Ломая нервно горькую полынку,
Дементий Ваню сватьям не отдал.
IV
Тянула лошадь старую повозку.
Купались куры пёстрые в пыли.
Одна другую догоняли слёзы,
Весь дом от расставания охрип.
Пьянили даль цветочные дурманы,
Уже звенел в церквях медовый Спас…
Разве могла тогда представить Анна,
Что видит отчий край в последний раз.
В колдобинах знакомая дорога.
И эта нескончаемая пыль.
Шагала лошадь и росла тревога.
Последний дом её села проплыл.
А впереди… Что на чужбине будет?
Когда на сердце рана заживёт?
Как встретят незнакомые ей люди?
Что ожидает в тех краях её?
Замызганный вокзал глядел уныло
На женщину и на нехитрый скарб
И сердце колотилось: «Знал бы, милый,
Как он, отец твой, был охоч до баб».
Семейный плот, что на волнах качался,
Разбитый в грязных водах утонул.
Любимый дома жить с другой остался,
Огонь любви в её груди уснул.
V
Дорога затянулась на недели,
В вагоне негде яблоку упасть.
Но, наконец - то утряслись, уселись,
Неразбериха эта улеглась.
Когда тайга и сопки замелькали,
Прокуренный состав затормозил.
С опаской люди подниматься стали.
На разговоры не хватало сил.
Дальний Восток – огромный и красивый
Не отделялся от большой страны.
Кормил он и голодную Россию,
И беженцев с Китайской стороны.
Налаживаться жизнь тихонько стала,
Уж не тянулись бесконечно дни.
Работы всем в чужом краю хватало
И каждый «ситный» ел по выходным.
Похорошела Анна, приоделась,
Привычно выполняя все дела.
И лишь глаза лучиться не хотели,-
Она всегда печальною была.
Ей чудилось, как над родимым полем
Разлился плач её детей во след.
Как сын умолк. Смирившись с тяжкой долей,
Он сразу повзрослел на много лет.
Улыбки межевались со слезами.
В работе чередою будни шли.
В красавицу с печальными глазами
Влюбился узкоглазый парень Ли.
VI
От волшебства её огромных глаз
Влюблённый юноша снежинкой таял.
Обожествляя Анну всякий раз,
Он позабыл о девушке в Китае.
Перед Николой плод любви большой,
На Божий свет явилась дочка Катя.
Муж желтолицый с доброю душой
Дарил любимой и цветы, и платья,
И шерстяной платок, расшитый гладью,
Кольцо и перстенёчек золотой
Дарил своей любимой и родной…
Оберегал семейный их покой.
VII
Над морем чайки белые парили,
Косматые гуртились облака.
В разлуке долго мать и дети жили,
Она писала им издалека:
«Вот осень пролетит, зима отступит,
Мы, наконец-то, встретимся опять.
Разлука наша сердце не остудит,
Вас с каждым днём всё крепче любит мать».
Но вот сверкнули молнии на своде,-
Пересеклись правителей пути.
Волной холодной гул прошёл в народе.
Пришлось китайцам с Дальнего уйти.
Осенней медью разодет окрест,
Приплыли облака с родимых мест,
Заплакал дождь и ветер загудел,
С детьми в разлуке жить её удел…
За сопками туманными осталась
Российская родная сторона,
Хозяйкой неприветливой встречала
Великая Китайская стена.
Как будто бы дорогу преграждала
К вершинам Поднебесной.
И тоска
По детям, что её в России ждали,
Держала сердце Аннино в тисках.
Она сумятицу в неё вселила,
Хлестнула душу тонкими плетьми
И на две части сердце разделила:
Полсердца здесь, полсердца там, с детьми.
VIII
Клан дружно жил, на огонёк слетались,
Скучать не приходилось ей одной.
Все что-то лепетали, улыбались
И стала вскоре Анна им родной.
Летели стаи по весне домой
К насиженным местам родной России.
Ложился тяжкий груз, хоть волком вой,
Когда их провожала в небе синем.
За светлый миг – увидеть плоть и кровь,
Обнять, поцеловать родные лица,
Отдать была готова всё,
чтоб вновь
На миг один в Россию возвратиться.
Над Хуанхэ туман молочной дымкой
Клубился.
Сеть тянули рыбаки…
Быть может, её Ваня и Полинка
Играют одиноко у реки.
Никто не приласкает их как мама,
Никто не поцелует перед сном… 7
Карающим мечом тоска упрямо
Сжирала сердце Анны с каждым днём
Сильнее и сильнее.
И однажды
На рынке мимо люди стайкой шли,
На русском языке о чём–то важном
Свой разговор в чужой стране вели.
Не разглядела Анна эти лица,
Лишь с жадностью ловила их слова…
И заблестели слёзы на ресницах,
Беспомощно поникла голова.
И свет померк, а солнце заблестело
И бабочки цветные на лугу…
С застенчивой улыбкою несмело,
За руки взявшись, дети к ней бегут.
Она навстречу протянула руки,
Но дотянуться так и не смогла…
В далёкой Поднебесной от разлуки
Покой свой вечный Анна обрела.
Придуманная кем-то очень мудро,
Несла своё теченье речка – Жизнь,
Всё так же солнце просыпалось утром
И васильки плутали в спелой ржи.
Как будто океанская волна,
Великая Китайская стена
Детей и мать навек разъединила,
На «до» и «после» жизнь всю разделила.
IX
А Ваня, Ваня – знать судьба велела,
Легко преодолел девятый вал,
За что б ни взялся – всё в руках горело,
Как будто кто-то свыше направлял.
На тракторе до позднего на поле
Работал, будто устали не знал,
А дома был дотошным он дотоле,
Что стариков к делам не допускал.
Но в девятнадцать получил повестку,
Был призван парень охранять страну.
И летом в сорок первом возле Бреста
Увидел первым страшную войну.
Ах, эта боль досадных отступлений,
Ах, эти раны всенародных бед.
Он испытал и горечь поражений,
И радость первых над врагом побед.
Он Киев брал и воевал под Курском,
Он Паулюсу заглянул в глаза.
И в мае ликовал светло по-русски,
Когда утихла над страной гроза.
В сорок шестом он в выцветшей шинели,
В фуражке пограничной, чуб волной,
Вернулся…
Дед и бабка постарели
И покосился дом его родной.
Жестокая война похоронила
На дальних рубежах друзей его.
И только мать молчание хранила,
Родным не сообщала ничего.
Надеждой жили бабка, дед и внуки,
Лишь вспыхивал в глазах немой вопрос.
Утихла понемногу боль разлуки,
Вдруг вестовой конверт семье привёз.
Конверт не русский, почерк незнакомый,
Обратный адрес – Западный Китай.
Сбежалась вся родня и возле дома
Все требовали: «Ваня, почитай!»
Сестра писала, что давно без мамы,
Что стал родным далёкий им Китай,
Но навещает по ночам упрямо
Далёкий незабвенный отчий край.
До ночи слышались соседок речи,
Что не увидит мать свою сынок…
В письме была надежда скорой встречи
И глас тоски сквозил меж длинных строк.
Костром усталым радость их потухла,
Промчалась, словно вешняя вода.
На острове Даманском заваруха
Закрыла вновь границу на года.
Накатывала по ночам тревога,
Кровила расставания печать.
Глядели дети часто на дорогу,
Куда повозка увозила мать.
X
Ах, этот чёрный чуб, ах, кари очи,
Нектар медовых губ приятный очень.
Сводил с ума девчат, да и не только,
А чувства не молчат,
И счастья дольку
Раздаривал направо и налево…
В конце концов, всё это надоело.
Обзавелся семьёй – святое дело
И от любви душа, как скрипка, пела.
За стол садился сам, жена, два сына,
Две дочки – солнышка…
Иван был сильный,
Возвёл не дом – дворец, в нём и в ненастье
Семейное огнём горело счастье.
Капель звенела и ручьи бежали,
Пахали поле, сеяли и жали.
Гуляло лето красное с цветами,
Манила осень щедрая грибами.
А там уже зима не за горами
И холода лютуют за дворами.
И оглянуться не успел – умчались дети,
И дом осиротел.
Лишь звёзды светят,
Льют свой холодный свет с далёкой дали.
Случилось то, чего, увы, не ждали,-
Остался без жены в светлице новой,
И предъявила жизнь законы снова.
В поту холодном ночью просыпался,
Не мог поверить, что один остался,
Но всё преодолел и, к счастью, выжил,
Поднялся в полный рост, став даже выше.
Топор в руках играл – был безотказен,
И пошутить всегда любил, проказник.
Старушки мимо дома проходили,
Поговорить о том – о сём любили:
«Ах, Ваня, ах, милок, ах, мастер ловкий,
Ах, светлая, сынок, твоя головка.
Не залита вином, а только делом,
Как гнёздышко ты дом - то свой уделал…
Молим тебя заранее о том,
Чтоб сотворил и нам наш вечный дом…»
Иван затягивал бесед печальных вожжи:
«Всё будет сделано, желательно попозже.
Но чтоб об этом я не слышал больше.
Живите, добрые, живите дольше».
Звезда удачи с неба покатилась
И слово – кремень вдребезги разбилось.
Позднее ясно стало всем одно:
Исполниться словам не суждено.
XI
В тот год зима ужасно лютовала,
Гуляла вьюга - угмана не знала,
Трещал мороз, поленья в печке тоже,
И были окна на холсты похожи.
В такие вечера у печки жаркой
Конверт истрёпанный в руках держал он.
Что наизусть давно он знал дословно,
Читал и перечитывал всё снова.
Вдруг задрожало трепетное пламя,
На облаке седом спускалась мама,
Звала его и улыбалась мило,
Над головой поникшей наклонилась…
На небесах они соединились…
А на земле опять гуляло лето,
Но только без него всё было это.
И его дети, золотые руки,
Родное имя подарили внуку.