Закрыв глаза, поверив палачу,
Отдав себя ему на поруганье,
Она шептала: "Боже, я плачу
За сладкий грех запретного познания".
Верёвки впились в плоть её ступней,
А цепи в руки-крылья жадным хватом.
И только стыд - одеждой был на ней,
Безмолвной жертвой вставшей перед катом.
Стекал по телу жаркий стеарин.
Она была игрушкой и игрою.
Как манекен попавший в плен витрин.
Как мотылёк застигнутый грозою.
И содрогалась в чувственном плену,
Став палачу наградою и карой.
Не в силах скинуть страсти пелену,
Он сам обманут был коварной Марой.
Хлестала плеть, скрипела кожа пут.
Царили страсть, и грех, и похоть тут.