Путешествию рад
путешественник,
разнородью мелькающих лиц,
всякий смысл
открытым приветствием
будоражит, волнует и злит.
По селеньям проносится зыбко
крутоверть поездной толчеи,
в духоте пассажиры потеют,
послащённые гоняют чаи.
И простынкою тонкой прикрыта
на стыках дрожащая суть,
на стенках купэ пелерина
в дремоте мешает уснуть.
Казахстан, впереди Казалинск,
километры столбы отмеряют
в перекрёстках незримых путей,
обнажённую степь выжигает
раскалённый в песках суховей.
Затерялись в холмах
звериные тропы
и бредут вперемежку горбя
человек, верблюды и заботы,
за грядою бескрайной гряда.
Распластался безоблачный край,
не обласканный божьей росою,
пробивает арыки казах
текменём и ногою босою.
Полустанок, стоим, миражи:
у Аральского моря торговые
вдоль вагонов людские ряды
и казашки с товаром бедовые.
Хочешь свежие сазаны,
жереха и сомы подсоленные,
вперемежку судаки и лещи,
и подвяленные, и ядрёные.
Полустанок без дождя,
без прикрас,
в распродаже носки верблюжёвые,
пухом верблюжьим
набитый атлас,
на руках
связки дыни сушёные.
=====
Мой дед, и бабушка, и детство,
посёлок и арык,
пусть мало жил в степях акына –
к просторам родины
мальчишкою привык.
Бахчи, арбузы, дыни,
такыры, ширь, вода,
озёра разливные
с крупной рыбой, звоны
с весенним жаворонком
помнятся всегда.
То малость, толика всего,
просторы распростёртые ладонью,
прохладной ночью
дышится легко
и звёзд безбрежное раздолье.
А дыни – мякоть слаще,
знать чего?
Сортянки, зимние и скороспелые,
арбузы толстокорые,
медовые, на несколько кило,
и гроздья винограда зрелые.
=====
Заря в полкупола неба,
заискрятся стрелы
летящих гусей,
фазаньим кликом расплещется
степь камышиных стеблей.
Камыши, кабаны и вода,
хлюпь охотничьих краг,
свист как зуд, тишина,
мелькнувший горбоносый сайгак.
Посёлок – здесь дом,
шлейфом ночным
в ста километрах от нас Тюратам,
Байконур, космодром.
И вновь тишина. Иногда
турбинным рёвом окрест
завьётся точка огня,
всё выше – хоть выколи глаз,
и в раннюю рань
сообщение ТАСС –
в космос полёт…
Приехал долгожданный внучёк,
чмоканья в щёки
и губы до слёз,
радость житейская,
очаг, тишина
разбужена,
струйкой спокойной ушла.
=====
Давно те годы
в памяти детства разошлись,
ворвёшься вдруг,
и степь весною
в тюльпанах полыхнёт,
она в пьяну и травах,
пахучая джида обворожит,
и саксаул забрызжет
нежным марганцем
в лиловой мишуре,
и небо в перламутре над тобой.
Родных и близких не осталось.
Арал пока ещё живой,
но только малость,
всё обнажает дно и перекаты
на растерзанье пыльных бурь.
Редкие пройдут дожди
и быстро чахнет зелень.
Арал, ты навсегда не уходи,
придёт ведь человек
тебе на помощь.
И Сыр – Дарья
всё спорит с сушей
с Аралом сообща,
мелеет дно, их чахнут души
на перекатах, помня,
как в водах гибла саранча.
В цикадах степь
трезвонит на покой,
спокойствием дыша и оживая
от сна она в жару,
полдневной духоты.
Фазан, поднявшись свечкой
над колючкой,
взлетая, замрёт в степи,
и в степь уходит
за солнцем на закат.
Луна и звёзды наплывают глубиной,
шуршит навозный жук
и под навесом
обжитых ласточками крыш
грызёт саман медведка.
Когда – то рыбой был богат
Аксай арык,
едва живой, притих.
Забрезжила заря
и камыши шерстит кабан.
=====
Уезжаю,
родные меня провожают
с платформы весёлой гурьбой,
всю дорогу тебе сообщают –
не забудь возвращаться домой.
=====
Отрываю последний билет,
не забуду белёсые дали,
солончак, камыши и покой,
что несут мне крылья печали.
Путешествием
рад путешественник
на стыках мелькающих лет,
всякий смысл
в желанном приветствии
отрывает в детство билет.
1989