На краю одиночества, где шелестит белладонна,
и осенние ветры по пляжу разносят песок,
и висит над землёй медный луч колокольного звона,
и чахоточный ангел летит, как последний листок…
И простуженный дождь... Вечный дождь,
будто нанятый плакать...
Он смывает следы. Чтоб уже не вернуться назад
по пустым площадям, где тумана безвкусная мякоть,
и зашторенных окон сырой фосфорический взгляд...
А в глухом зазеркалье, где дремлет мое отраженье,
и других измерений все реже доносится зов -
шелестят занавески, качаются длинные тени...
Только пыль и тоска... и не видно вдали берегов.
Между ночью и днем незаметно стираются грани,
как змея, на песке извивается поздний рассвет...
Не умчит меня конь, паруса растворятся в тумане -
безнадежно просрочен последний счастливый билет.
Мимо окон мелькнет и погаснет бесшумная птица,
с крыши ветер сорвется, доверчиво ткнется в ладонь…
Мне с начала весны эта осень глубокая снится:
запах снега, туман, и озноб, и в камине огонь.
И холодный покой, как вагон у пустого перрона,
как слепая тоска прокопченных железных дорог...
А в асфальтовых лужах под ветром дрожит белладонна
и теряется ангел, летящий в туман, на восток.