Это были чудесные дни:
парки стояли светлые и пустые,
и только мы развлекали их там своими беседами,
развлекали их как могли.
у тебя же все внутренности выкованы из инея
каждая вена - причудливый ледяной поворот
я же чуть что горю:
"ох, не спали этот город, Элизабет"
искрами плачу и только сильней
становлюсь на ветру.
может быть, ты не слышал,
но чувства не знают ни времени,
ни расстояний.
стоит сказать лишь слово,
услышать знакомую ноту,
почуять забытый запах
в воздухе над толпой
и снова стоишь как проклятый, озарённый,
ударенный в темечко молнией
весь ватный и еле живой.
послушай, ты можешь сколько угодно
жить в своём ледяном дворце,
укрытом от лишних глаз,
ранить случайных девушек в самое веко,
очаровывать мудростью длинных фраз
но меня не смей больше трогать
холодными тонкими пальцами,
ими ты гасишь меня каждый раз.
и, пожалуйста, не кидай в меня больше льдинок:
они колют и жгут мою раскалённую кожу
а то, что тебе от этого радостно,
я давно себе поняла.
меня способен убить почти каждый прохожий
(знал бы, как я страдала,
когда тот свободный ветер
чуть не задул меня, неосторожный)
да, меня может убить почти каждый прохожий,
кроме такого же пламени, как и я сама.