КРАВ
1
В объятьях летнего рассвета
Кружились юные Джульетты.
Едва коснувшись ножкой пола
Спешили, ветреные, в школу.
Где ждал постылый их звонок
На первый утренний урок.
Шли по аллее через парк.
В тени живых зелёных арк.
Листвою солнце забавлялось.
Сверкало брызгами, купалось.
И как обычно, сбросив лень
Начать спешили люди день.
Подружки – феи здешних мест,
Неся поспешно ветхий крест,
Свернули влево на тропинку.
Что вилась тонкой ниткой.
Среди густых высоких трав,
Без всякой визы и без прав...
И вдруг – о солнце или мрак! –
Они увидели собак...
Их морды были все в крови.
Рычали дико, словно львы.
У ног лежал раздетый труп.
Без живота, груди и рук.
Собачьи морды утопали...
Из середины что-то рвали.
Картина, право же, невмочь.
Подружки бросилися прочь.
И через час, ловя события,
Примчалась скорая, милиция.
2
Так найден был злосчастный труп.
Застывший крик кровавых губ.
И снова, ровно через день,
Нашли другой у старых стен.
Что огибали пышный парк,
Как вопросительный всем знак.
Наутро следующего дня –
Свидетель Бог иль сатана –
Был найден третий у фонтана.
Их объединяла смерти рана.
Где темя, словно бы нора,
Сквозила чёрная дыра.
Под свист бесовских розг
Им кто-то высосал весь мозг.
Но что за тварь, какое чудо,
Могло отведать это блюдо?
Решили выставить посты.
Под вечер спрятались в кусты.
И стали ждать прихода ночи.
На небе тучи рвались в клочья.
Деревья, дёргая листвой,
Кивали шумно головой.
И, как обычно в поздний час,
Парк оживили сотни глаз.
Зажглись ночные фонари,
До новой утренней зари.
А ровно в полночь жуткий крик
Заставил выплюнуть язык.
Стрельба и хаос, свет огней.
Всё ожило в кругу теней.
3
Лишь утро дело прояснило.
Все карты точно разложило.
Из уст невольных очевидцев,
Сраженье было с чёрной птицей,
Что, как стрела, упала с неба
В то место, где скрывала верба
Двоих блюстителей порядка,
Ночных гостей большого парка.
Злой дух зловещей темноты
Сломал обоим им хребты.
Их жуткий крик поднял тревогу.
Сбежались разом на подмогу.
Но что увидишь в темноте,
Когда всё кажется везде
Лишь очертаньем внешних форм,
Полутеней живых объём.
Стреляли все, дрожа от страха.
Туда, где, воя росомахой,
Кружилась тень огромной птицей.
Лучом пронзённая, как спицей.
Какой-то миг – и всё исчезло.
Искали днём, но бесполезно.
Лишь кровь, густая, как смола,
Траву в том месте обожгла.
А город жил, и жили слухи.
Шептались дети и старухи.
И даже сгорбленный старик
Всем говорил, что слышал крик.
И видел, как, касаясь крыш,
Летела дьявольская мышь.
4
Под вечер в местную больницу.
С названьем ласковым «Сестрица».
Доставлен был больной один.
С открытой раной на груди.
Нашли случайно рыбаки
На берегу большой реки.
Лежал он голый на песке.
Скользили волны по руке.
Лизали тощий его бок.
Касаясь раны, где сосок.
Никто не знал, откуда он.
На все расспросы – только стон
Врачи, надеясь на благое,
Его оставили в покое.
И, заплатив за жалость плату,
Свезли в отдельную палату.
По всем приметам он не лгал,
Прощаясь с жизнью, умирал.
Всё ближе полночь подкрадалась.
Луна пугливо озиралась.
Дежурный врач и медсестра
Делили время до утра.
Внезапный крик, подобно мату,
Заставил броситься в палату.
Где, корчась от предсмертных мук.
Рождался отпрыск адских сук.
Живая смесь орла, гориллы.
И руки длинные, как вилы,
В плену агонии и зла,
Ломали грубо два крыла.
Осень 1975