[цветные осколки жизни]
I.
Тогда за окном шумели желтоватые кроны в оспинах красных ягод,
Вечер приходил точно в девять и всегда приносил что-нибудь к чаю.
Я выходил погулять вокруг дома с собакой и покурить,
Ведь ты не выносишь запаха сигарет. Я ловил твою улыбку в окне,
Я поднимался по лестнице на второй этаж, и ты открывала мне дверь
И брызгала в меня поцелуями, будто не виделись целый день.
Ночь не приносила темноты, и мы садились на диван,
Мы смотрели «Твин Пикс» и читали вслух сорокинский «Лед».
Мир становился черно-белым; из кассетного магнитофона
Шелковыми лентами выползала A Thousand Kisses Deep.
А потом ты засыпала у меняна плече, мой маленький пушистый зверек,
И я смотрел на тебя, записывая в память каждый дюйм тебя,
Стараясь не упустить ни жилку на шее, ни седой волосок на виске,
Ни крохотную трещинку на нижней губе, ни прозрачный узор твоего дыхания.
Мне было так невыносимо горько впитывать эти любимые черты,
Потому что я чувствовал, знал: все проходит; и это пройдет.
II.
Я мял изрезанными пальцами окровавленную салфетку,
Похожую на японский флаг. Я стоял у двери, за которой цвело тепло.
Фонарь за окном подъезда выдирал из черноты нервный круг ветра и снега.
Я стоял у двери, но я не был гостем, не говоря – любимым.
Я был канатоходцем, я балансировал на краю.
Я не знал, что будет, если упасть, но я знал, что это мое призвание –
Балансировать на краю, перепрыгивать с края на край, жить от грани до грани.
И мне нравилась эта жизнь – и ветер, и снег, и холодные руки безумия за шиворотом.
Коснуться кнопки звонка теперь значило перейти за грань,
Разбить на лету хрустальную каплю, летящую вниз,
А я ведь сам был такой же каплей, разбитой вдребезги.
III.
Ноги были не ватные, ноги были вафельные, хрустящие, ломкие, крошащиеся на снегу.
На площади были рассыпаны люди и пони,
Темнота лопалась светящимся попкорном фонарей, истериками гирлянд, ветрянкой витрин.
Подростки плевались семечками, каток плевался подростками.
Я смотрел в глаза ледяным скульптурам, как в хрустальный череп Майтрейи,
И я знал, что каждый человек, скользящий мимо по животу площади, –
Равно пустой, равно любимый, равно грядущий Будда.
Моя смешливая боль перемалывалась в крупу,
Горькую, но полезную для здоровья. Холодно, ветрено, снежно
В город приходил праздник, и я смеялся вместе со всеми.
IV.
На вокзале убили тишину, растоптали тысячами грязных ног, задушили запахом чебуреков.
Пакеты, ранцы, ночные рейсы, вагоны, рельсы, поезда – томные дамы за сорок, испускающие
сладострастные вздохи.
Пока не поздно, рвите когти отсюда, успейте доехать по мерзлым рельсам
До своих домов, нажать на звонки, обнять близких до жути и до боли родных.
Я ведь могу переступить рубеж, просунуть рубли в окно, уехать. Только куда?
Да и рано еще, уподобляясь Гаутаме, бросать это все и уходить в леса.
Здесь так чертовски весело и боль моя так прекрасна, что выдавливается из черепа в виде седых
волос.
Я купил стаканчик горячего кофе и традиционный пирожок со смыслом,
Кинул салфетку в урну и вышел в ночь, повторяя про себя,
Что все проходит, и это пройдет.
V.
Вода – не замерзшая, но застывшая – дымчато-черного цвета.
А там, где конец причала – кончается целый мир, обрывается, поглощенный плотной стеной
полуснега-полутумана.
Светло-серая дымка гладит щупальцами поверхность воды,
Этот край навсегда останется краем света, и я не пересеку эту грань,
Я просто пришел и кинул снежки смешков в лицо туманной завесе.
Я сдираю лицо, обнажая кости, и иду, и на месте рта, как у черепа, радостная улыбка.
Я сажусь в подошедший автобус, в пустую янтарную комнату на колесах,
И мое дыхание туманит стекло, и фотографии воспоминаний туманят радужку глаз,
И еще одна грань, пересеченная так неожиданно, осталась в одном из прошедших миров,
И мое дыхание туманит стекло, но совсем не хочется рисовать пальцем на запотевшей поверхности.
VI.
Найдите меняна карте мира. Я в островном государстве, я пью чай и смотрю на Ла-Манш.
Здесь теплей, чему нас, но холодный ветер так же маниакально лиричен.
Здесь густые леса на склонах холмов, изрезанные волнами скалистые берега
И тот самый древний мол из темного камня, который я так долго видел во сне.
Теперь я хожу по нему каждый день, касаюсь его ладонями и стою там, где стояла Сара Вудраф.
Здесь кукольные дома, игрушечные трамваи, но зверские цены,
Дж.Р.Ф. едва ли догадывался, что этот городок станет таким спустя всего лишь десяток лет.
Спасибо британцам хотя бы за то, что сохранили его дом в неприкосновенности.
На эту неделю я забыл обо всем. Я тело в состоянии покоя.
Это – мечта. Но мечту нельзя пользовать изо дня в день месяцами,
И поэтому скоро мечта пройдет. Я вернусь домой, полный безмятежного опустошения,
Чтобы снова жить, страдать, любить, меняться, менять, создавать,
И, быть может, мечтать о повторном визите в Лайм-Риджис,
Которого – я это прекрасно знаю – не будет.
VII.
Полночь, XXI век. Токио. Один из отдаленных уголков моего Вавилона.
Здесь никто не знает моего языка и при всем желании не сумеет меня понять.
Здесь я для всех лишь европейский парень, сидящий за светящимся столиком
И пишущий что-то на своем языке с выражением на лице, непонятным для азиатов.
Косой ливень идет по улице, оставляя ломаных неоновых червяков извиваться на стеклах витрин.
Полосы ярких иероглифов посреди шумной синей мглы, миллионы машин, ползущих по языкам
дорог,
Чужие лица, чужая речь, чужой мир. Я иду будто бы по колено в зыбучих песках,
Я иду в незнакомый дом, где на высоте нескольких десятков этажей меня ждет моя новая пустая
квартира.
Я иду сквозь дождь этого непостижимого мегаполиса,
Я иду сквозь время, потраченное впустую, через свою жизнь, выпущенную из рук
И летящую полоской бумаги куда-то вниз, в гладко-черную бездну под паутиной бетонных мостов.
Я иду вперед. Все, чего я достиг в этой жизни – прошло,
И настало время все начинать заново. Яне знаю, надолго ли это, и куда в конечном итоге приду,
Но я верен себе. Я остаюсь собой, я в гармонии с собой.
Этот холодный город не может сломать белый каменный стержень, выросший внутри меня.
Мне нечего предложить этому городу, но есть, что у него почерпнуть. И теперь я знаю –
Ничто не проходит. Мир неизменен. Меняюсь лишь я, но и я не пройду, а буду светиться вечно
яркой точкой в созвездии просветленных.
01.02.12 – 08.02.12