Начало

Солтанов Владимир
НАЧАЛО.      

Лист  как  бездомный  пал  на  землю,
И  тучи  хмурятся  устало,
Я  жду  тебя,  молюсь  и  внемлю –
Забудь  то  горькое  начало.

Стрекоз  не  видно,  птицы  тают,
Вода  в  реке – чернее  ночи,
Душа  безвольно  замирает:
Где  заблудились  твои  очи?

А  звезды  ночью  в  ветвях  виснут,
И  щеголь – месяц  саблю  точит,
Рука  обнять  тебя  так  хочет –
-А  пальцы  тени  лишь  колышут.

Рвануло  форточку  и  ветер
Укутал  влажной  простынею,
И  я  жалею,  что  не  сеттер,
Твой  верный  пес,  чтоб  быть  с  тобою.

Дождь  милость  сыплет  на  дорогу,
И  небо  скупости  не  знает,
Сняв  безнадежность  и  тревогу,
Жизнь  бег  свой  в  вечность  продолжает.

             
                Ударился  ветер  в  упругую  ветку,
И  клавиши  сердца  пропели  о  ране,
А  может, то  было  поле  в  тумане?
И  сердце  заковано  в  собственной  клетке.

А  может,  и  клавиши  вовсе  не  пели,
А  ветка  качнулась – и  листья  сорвались,
И  медленно  в  воду  затоки  осели,
На  дно – и  спокойно,  и  ветром  не  мялись.


_________________________________________________________


Как  ночь  черна!  Удары  капель –
-Как  выстрел  темноты  в  упор,
И  луж  невидимая  слякоть
Сомнения  сеют  мне  в  укор.

Уйдя  в  безлунную  пустыню
Под  влагу  сирого  дождя,
Бреду,  слепой  и  стыну,  стыну,
А  лужи  след  мой  вслед  мостят.

Иду,  забрав  озноб  и  тело,
И  холод  головы  седой,
А  сердце  там,  где  его  грело,
И  нет  его  уже  со  мной.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Хотелось  помолчать  и  чуточку  поплакать,
Бродя  среди  теней  невыплаканных  слез.
Свеча  молчала,  продолжая  капать,
Задумчиво  смотрел  в  глаза  домашний пес.

О  чем  молить,  о  чем  жалеть  и  плакать?
Жизнь  на  ошибках,
Сколько  их  - не  счесть
Пес,  вспомнив  что-то,  начал  лаять,
И  крикнула  в  окно  оторванная  жесть.

А  тени  между  стен  стояли  сиротливо,
Невыплакано  то,  что  недолюблено,
Все  как-то  так,
Все  вроде  торопливо,
Все  так,  как  быть,  наверно,  не  должно.

             





 Ветви  упрямо  по  крыше  стучали,
Мысль  отвлекая  от  скудности  дня,
Мне  твои  губы  уже  отшептали,
Пусто  в  душе  от  вчерашнего  сна.

Ветер,  что  коршун,  кружил  вхолостую,
Глазом  цепляя  движение  тел,
Прожито  много – неужто  впустую?
День  отдежурил и  шапкой  осел.


Сирени  смутное  пятно
Набухло  в  воздухе  прохладой,
И  звезд  сиявшие  громады
Упали  в  ночь  на  полотно

Не  унести,  не  повторить,
И  лишь  молчать  и  на  коленях:
Как  дальше  жить,  как  с  сердцем  быть –
Стучался  пульс  в  набухших  венах.


______________________________________________


Кто-то  стучался  в  открытые  двери,
Глаза  потеряв  по  дороге,
Сон  тяжелел,  бродили  звери,
Бросая  свои  берлоги.

Кто-то  вошел,  рука  к  тесаку –
-А  уши  снимали  звуки,
Дай,  что  имеешь,  босяку,
И  пожевать  его  суке.

Лучше  подать  и  сразу  забыть,
Не  упиваясь  заведомой  ложью,
Ты  ведь  не  добрый.  Ты  хочешь  им  быть.
И  все  это – пытка  пред  глазом  божьим.
   


В  вечер  под  тучей  небо  прогнулось,
Солнце  зашторилось,  разуму  вняв,
И  над  притихшей  землей  развернулась
Битва  воды  и  горячего  дня.

Грозно  отгрохала  молний  сюита,
Ложью  прикрылась  на  миг  тишина –
И  на  дорогу,  веками  не  мытую,
Капли,  как  чашки,  упали  без  дна





Мир  наклонился  осенней  прохладой,
Смывая  росою  приснившийся  сон,
Оранжевой  вязью  плеснув  на  армаду,
На  берег,  укрытый  пожаром  кустов.

А  волны  бледнели  от  близости  туч,
Что  низко  склонились  над  ризою  клена,
Где  желтая  охра  и  зелени  луч
Парили  на  венах  из  медного  звона.

Позвольте,  простите,  кто  ярит  покой?
То  ветви  рябины  льют  красным  отрадно
И  солнце  осенней  неяркой  свечой
Купается  в  водах – туда  и  обратно.

Туда  и  обратно,  и  все   это  мне,
Бесследно  все  тает,  чтоб  снова  родиться,
И  каплей  повиснуть,  как  в  радостном  сне –
-Упасть,  и  лучами  земными  разлиться.






Ночь,  слуги  свечи  зажгли,
Редкие  звезды  углями  на  небе
Без  правил,
Осторожно  иду,  боясь,  чтоб  огонь  не  ужалил,
Раздвигая  заросли  снов,  что  паслись  вблизи.
Тишина.
Земной  шар  в  царство  снов  причалил
И  якорь  луною  повис  над  рекой
В  водорослях  туч.
Волны  в  клювах  принесли  покой,
И  сон  подбирает  к  глазам  моим  ключ.





                Оксане.

И  прошел  день,  и  пришел  дождь,
Туман  грибной  повис  на  лугах,
Тростника  усохшего  под  каплями  дрожь
И  паутина мокрая  замком  на  губах.

Чуть-чуть  грусти  мягкой,  не  сонной,
Вот  и  получится:  осень  с  зеркалами  луж.
Тихо  в  этом  царстве  укромном
Тропинки  заросшие  и  вода – тушь.

И  пришел  вечер.
Сумерки  словно  давно  овдовели – к  земле,  к  земле,
Все  переходит  в  густое,  сливаются  тени  и  ели,
И  ночь  успокаивается  в  своем  гнезде.

Окна  в  ночи  мотыльковой  рябью,
Глаза  сиротеют,  крестясь  на  углы,
И  небо  повесило  каплю.  .  .  .
Шагающий  вечно  странник
В  желтой  одежде  луны.



Я  уже  знаю – ты  не  придешь,
Зачем  тебе  слезы  моего  монолога?
Мое  нетерпение,  невнятная  ложь
И  частокол  из  слов  убогий.

И  в  темном  поднебьи  один  я  брожу
Мне  правда  моя  не  нужна  вовсе,
Ты  бей  меня  в  покат – и  я  промолчу,
Но  должен  я  быть  не  где-то,  а  возле.

Вот  чиркнула  спичка  о  кремень  ночи,
Рубцом  опажарив  глаза,  и  исчезла.  .  .  .  .
Как  плеть  луч  ударил  луны.  Промолчи!
Не  ты  здесь  хозяин  времени,  места,
Не  твой  теплый  свет  от  далекой  свечи,
Ты  даже  не  тень,
И  вокруг  тебя  бездна.

Туманился  август  на  утренних  зорях,
И  даль  исчезала  с  земного  холста,
Лучи – поцелуи  горели  как  порох,
И  капли  как  птицы  срывались  с  листа.

Костер  после  ночи – любовник  усталый,
Укрылся  под  пледом  и  замертво  спит,
Дорога  в  тумане  и  всадник  на  чалой
Из  воздуха  выплыл,  весь  бронзой  облит.

День  настежь  портфелем,  словно  божия  студия,
Раскрылся,  бездонный:  бери  нарасхват.
И  ветер  по  -  летнему  вспыхнул  мелодией
Строкою  по  листьям  из  божьих  цитат.








И  первый  снег  нележкого  ковра
Остужил  белыми  полями  осень
Под  колыханье  вечных  сосен.
И  звон  мороженой  отавы
В  оправе  смелой  серебра
Подобен  извержению  лавы,
Но  там  движение,  суета.

Здесь  время  есть,  чтоб  полнота
Прозрачной  на  снегу  эмали
Легла  в  глаза  большой  печалью,
А  сердце  выбросило”Да.”


Под  солнцем  тюльпаны  раскрыли  ладони,
Чтоб  взяли  их  нежность,  любовь  и  судьбу,
Не  надо  осечек,  не  надо  погони,
Как  много  не  надо,  как  мало  могу.

А  солнце  азартно  и  женственно – жгуче,
И  воздух  как  совесть  младенчески  чист,
А  ветер  что  жест,  все  решительней,  круче,
И  бьется  как  знамя  каштановый  лист.


Из  давнего,  из  прошлого,
Что  время  запорошило,
Что  с  совестью  не  делено,
Обуглено,  небелено

И  брошено – не  найдено,
Тьма  часовым  стоит,
Дорога.  Сколько  пройдено?
Один.  .  .  . Ушел.  .  .  .Забыт.

Молчу,  укрывшись  ветром
Ночь  небо  сторожит,
Но  мой  палач  проснулся
И  прошлым  ворошит.


Ты  плачешь,
Так  как  душе  твоей  помочь?
Сегодня.  Ведь  завтра  ты  скажешь –
Уходи.
Не  в  состоянии  превозмочь  скорби  своей,
И  глаза  будут  каменными,
А  где  была  душа – поле  уснувшее.


Я  просил  не  руки,  я  спросил  твое  сердце,
И  глаза  мне  с  мольбой  прошептали  ответ,
Стены  дюнным  песком  покачнулись  под  ветром,
И  в  ушах  отрезвляюще  грянуло   “Нет”

Растревожились  ветром  спящие  тени,
Так  мешавшие  шагу.  Как  трудно  дышать!
Вдруг  порыв.  Как  удар!  Глаза  слепнут  в  смятении,
И,  метнувшись  сермягой,  ветер  лег  умирать.

Солнце  небо  утюжило  черной  тарелкой,
Воздух  уши  давил  звоном  черствого  дня,
Жизнь  текла  колеей,  беспощадной  и  мелкой,
Как  машина  в  работе,  четко  циклы  дробя.

Лето  выросло  вдруг – и  враз  осенью  стало,
И  усталому  солнцу  уже  не  стоять,
Дождь  идет  и  идет,  ни  конца,  ни  начала,
И  глаза  как  чужие.  Им  долго  не  спать.
-------------------------------------------------------



Похолодало.  .  .  .Трубы  задышали,
Дым  вратарем  кидается  в  броске,
Ресницы  осени,  озябшие,  упали,
А  день  мигнул  и  выгорел  в  костре.

Ни  радости  на  небе,  ни  печали,
След  раной  свежей  на  песке,
И  тени  у  костра  прошедшее  жевали.
Уйти  нельзя,  лишь  умереть  в  тоске.

А  ночь  как  женщина:
И  может,  но  не  хочет,
Луна  недалеко,  но  свет  что  штопор  ей,
Ведь  страсть  и  темнота – как  нож, -
Найдется,  кто  наточит,
И  лезвие  лишь  ждет,  где  прикоснуться  злей.

Твой  приветливый  взгляд
Бьется  в  стенах  сомнений,
Пальцы  воздух  все  мнут,
Собираясь  лепить,
Мы по – детски  нелепы,
За  свои  же  решения
И  наивны  до  боли,
Что  мешает  любить.
                             


Обшарив  небо,  воздух  вспенив  криком,
На  отдых  стая  улетела.
У  валунов,  заросших  мохом  диким,
В  распахнутое  поле,
Как  в  дом,  в  свое  гнездо
Ночь  медленно  осела.




               

 
          Антону.

Фонарь  урезал  тьму  на  шар,
Колдуя  по  ветру  тенями,
Туман  ночной – не  спящий  царь,
Проплыл  меж  мною  и  словами.

И  воздуха  дневного  жар
Струился  в  ночь  земли  парами,
Береза  крону   как  алтарь,
Держала  бережно  ветвями.

И  капли  к  клавишам  земли,
Пьянея  темнотой,  слетали,
Прощаясь  с  детством,  нити  жгли,
Словно  экзамен  в  юность  сдали.

                Оксане.

Когда  от  неба  моросящий  дождь
Клюет  лицо  холодным  поцелуем,
И  на  ветвях  обманчивая  гроздь
Мерцает  матовою  влагою  покоя,

Когда  мучительно  короток  день,
А  тучи  птицами  порхают  у  окна,
Смывая  сон  и  утреннюю  лень,
В  тумане  пряча  слитки  серебра.

Когда  сольет  свою  печаль  луна,
Столбов  срывая  тени  на  кресты,
А  ночь,  заснувшая  во  мгле  струна,
Скрывающая  вены  в  шелесте  листвы

Тогда  брожу  средь  городских  излишеств,
По  тишине  в  объятиях  праздных  струй,
И  фонари,  покачиваясь,  служат,
И  до  утра  я  с  ними  говорю.



Томило  солнце,  август  бредил,
И   млело  тело  в  зное  дня,
А  сытый  вечер  углы  метил,
Где   мгла размножила   себя.

Из  безнадежных  капель  алых
Вскипал  закат,  как  рана  дня,
А  облака  из  льдинок  талых
Остановили  гнев  огня.

И  солнце  замерло  над  бездной,
Лучами  впившись  в  дно  пруда,
Средь  облаков,  как  в  клетке  тесной,
Блестела  в  серебре  луна.
                Алене.

Рассвет.  В  волне  травы  лучи  увязли,
Тепло  в  росе  теряя  вслед,
А  в  паутине  зрели  капли,
И  ретушь  ласточек  на  небе
Казалась  росчерком  комет.

Паук  в  пруду  с  ногами  цапли
Писал  свой  сложный  пируэт,
Кузнечики  по  утру  зябли,
В  зеленый  спрятавшись  жилет.

Лягушек  праздничный  фальцет,
Срезая  уши  звоном   сабли,
В  уме   рифмует  легкий  след,
Как  дождь,  что  начинает  с  капли.               







Повеяло.  Совсем  рядом  дыхание,  видимо,  неба,
Опрометчиво  тронул  ветку – ливнем  роса,
Вот  первая  прядь  обнажилась  рассвета,
Надеждой  вливаясь,  что  жить  еще  буду,
Господь  еще  дал  на  руки  мне  ссуду,
И  день  этот  новый  увидят  глаза.


Желуди  темными  каплями
Падали  глухо,
Я  птицей  в  гнезде  замолк  и  лишь  внемлю.
Солнце  лучами,  как  саблями,
Низало  листву  и  землю.

Кольчугой  звенели  осины,
Златою  листвой  утешая,
От  клена  остались  руины,
В  последнем  огне  догорая.

Эхо  пруд  сонный  будило
И  вспыхнуло  с  волн,  словно  стая,
Тень  крыльев  солнце  закрыла,
Медленно  исчезая.

Стога  слухачами  застыли,
В  надежде  небо  услышать.
Так  и  стоят  чужими,
Главное – выждать  и  выжить.






Целуя  стыд  колен  в  бесстыдном  блеске  лун,
Не  думая,  кем  стал,  и  прошлое  стирая,
В  надежде,  без  нее,  на  что-то  уповая.   .   .
.    .    .    .    .    .    .    .    .    .   
Упал  я  с  облаков,  мальчишкой,  совсем  юн.

Спустились  сумерки  в  ночь  темную  объятий,
Луна  закинула  в  пруд  золота  кривую,
Взгляд  по-собачьи,  словно  виноватый,
Назад  бежит  во  впадину  глазную.

Чтоб  окунуться  вновь  в  испепеленный  зной,
Когда  расплавлен  в  горле  слог,
И  тело  властвует  тобой,
И  ты –
Себя  не  помнящий  игрок.


Столбы  темнели  пальцами  земли,
Как  безответные  во   времени  вопросы,
А  стебли  струй – распущенные  косы,
Сплетали  сети  говора  в  затоне  на  мели.

Усердно  дождь  вторые  сутки  мстит,
И  небо  оловянное  безлико,
Над  лесом  дым  из  сумерок  висит,
Как  рот,  испуганно  открытый  в  крике.
-    -    -    -    -    -    -    -    -   
Во  влажной  западне  с  бессонницей  стою,
И  эхо  капель  в  уши,  как  в  гнездо  родное,
В  ладонь  ловлю  заблудшую  струю,
Словно  монах – видение  святое.






Калины  всплеск  оранжевой  волной
Средь  приглушенности  осеннего  мотива.   .   .   .
И  строгость  берега,  где  скрыта  страсть  и  сила,
Подняли  прошлого  затерянного  слой.

Понять  пытаюсь  и  освободиться  тоже,
От  времени,  где  выросли  вопросы,
Как  грустно  шепчут  нежные  березы.
И  запахом  покосы  сушат  слезы.

С  другого  берега  собачий  лай  приплыл,
В  ушах  от  тишины  отвоевав  пространство,
А  я  на  берегу,  как  у  дверей,  застыл,
Несбыточного  жду,  любви  и  постоянства.

А  сверху  гомон  птиц,  которых  давно  нет,
Порыв  волною  волосы  взметнул,
Лучей  осенних  вспыхнул  переплет
И  в  чаще  пестрых  бликов  утонул.

Яйцом  качнулось  солнце  на  воде,
Хотел  спугнуть,  махнув  туда  рукою,
И  жду.  В  наивной  простоте
И,  недождавшись  вести  от  прибоя,
Побрел  поющею  тропою  налегке.


Извне,  где  нас  и  не  было  и  нет,
Где  лишь  рассвет  лучами  ранними  колдует,
Где  гнезд  не  свил  еще  наш  сон  и  бред
Заря,  родившись,  день  уже  ревнует.

И  в  воздухе  с  таинственных  глубин
Летящий  шепот  слушается  кладом,
То  ветер  растревожил  нетронутую  синь
И  лег  собакой  на  дороге  рядом.

А  волны  к  берегу  птицами  слетают,
Чтобы  укрыть  песок  прозрачным  пледом,
Мазки  тумана  лениво  увядают
И  призрак  грусти  исчезает  следом.



Коленом  голый  луг  в  плену  дремоты
Косой  оскопленный  и  брошен,
Капелью  отстрелялась  стая  сосен,
И  ласточки,  как  сорванные  ноты,
Вписались  в  небо  для  благой  охоты.

Перекликались  в  небе  колесницы,
Гримасам  молний  рокоча  надменно,
И  спазмы  рваных  туч,
Как  рот  у  хищной  птицы,
Хватали  звук  сухой  попеременно.

Но  небо  удержало  капли  в  теле,
От  молний  пруд  Ожил  черным  глазом,
И  руки  от  испуга  запотели,
И  пыль  от  ветра  стала  серым  газом.

И  час  пришел,  чтоб  капли  расплескались,
Качнулось  небо  в  грозном  ночном  море,
И  игры  в  воздухе,  где  молнии  качались,
Пришлись  на  полночь  на  глухом  подворье.


Я оглянулся.  В  пропасть  выгоревших  туч
Струилось  солнце  косо,  водопадом,
Земля  ответила  воздушным  садом,
Росой  встречая  падающий  луч.

Пруд  морщился  под  рябью  сожаления
Волна  счастливою  блуждала  в  тростнике
Ожило  дно  в  лучах  от  удивления
И  лилия  как  камень  драгоценный  на  руке.

И  влажный  луг  под  россыпью  цветов
Плыл  в  солнечном  лучистом  преломлении
Я  в  детстве,
Или  в  памяти  запутавшихся  снов,
Такое  видел  светлое  мгновение.




Сквозь  заросли  седые  отяжелевших  туч
Луна  сочилась  падающей  уткой,
И  серое  пятно  на  землю,  словно  ключ,
Открыло  хлябь  во мгле  настороженной,  чуткой.

Кружились  листья, стаей  оседая  хрупкой,
В  безмолвии  осенней  немоты,
И  золото  листвы  по  хляби  неуютной –
-Как  кажущийся  след  от  нашей  доброты.

И  все.  Сольется  с  неба  холод  ноября,
И  завтра  воздух  стылый  землю  свяжет,
И  снов  лишит  холодная  заря,
И  иней  на  дорогах  бровью  ляжет.




Вечер  осенний.  Чуть  вздрагивают  ветки,
Адажио  Гайдна  из  темного  сада,
Как  остров  печали,  как  ложь  и  отрада,
Отсюда,  сквозь  листья  и  призрак  беседки.

Сливаясь  в  гармонии  с  пением  скрипки,
Находишь,  что  ты – не  последний  из  падших,
Господь,  помоги,  дай  шанс  мне  в  попытке
Себя  обрести  средь  безликих.   .   .уставших.


Не  все  занесено.  Выглядывает   осень
Из  снега  в  золотом  узорчатом  чепце,
И  голубая  сень  от  капающих  сосен –
Этюд  для  сердца  теплый
В  божественном  кольце.

И  северный  прибой,  укрывший  нежность  неба,
Повис  над  чернотой  распаханных  полей,
А  на  краю  межи  сухую  страсть  скелета
Раскинул  дуб  в  ветвях  под  посвист  снегирей.

А  ветер  бьет  в  окно  незакрепленной  ставней,
Бросая  в  фонари  от  снега  темный  след,
Оплетка  из  дождя,  как  прокуратор  главный,
Терзает  снега  грудь  своим  осипшим   “Нет”.

                Лишь  собственный  путь  одинокий
               В  ночи  над  бессонным  пейзажем.
                Р. М.  Рильке.

Вечер.
В  тишину  вхожу,  текущую  с  дороги,
Капли  ищут  места,  чтоб  согреться,
Лужи  цепко  мне  целуют  ноги,
Мир  большой,  а  некуда  мне  деться.

Хаты  в  ночь  ступенями  теснятся,
От  заката  тени  из  остывших  фраз,
Блики  недосказанным  роятся
В  бездну, ожидающую  глаз.

Мгла  ночная  тело  обнимает,
Словно  стон,  сочащийся  из  камня,
Ветер  скрипкой  сердце  утешает,
Все  в  конец  запутав  и  изранив.

Бисер  капель  паутиной  белой
На  лицо.  Как  трудно  уберечься!
День  прошедший  кожей  омертвелой,
Мне  бы  только  встать  и  осмотреться!

Свечи  окон  тают  в  ночном  мраке,
Дом  нежилый  ставнями  укрыт
Что  же  дальше,  где  вы,  божьи  знаки?
Только  звезды  горечью  мерцают
В  темном  окружении  обид.








И  вновь  порыв,  как  год,  как  век  назад,
Смывало  брови  с  глаз  у  переносья,
Так  ветер  угнетал  старинный  сад,
Себе  в  подол  нагнув  ветвей – колосьев.

Пожухлая  в  безвременье  трава,
Размытой  хной  тоскливый  луг  укрыла,
Как  сторож  одинокая  копна,
Вдали  средь  капель  дождевых  парила.

Утихло  на  мгновение.  “Быть,  не  быть”
Докучно  небо  что – то  в  день  вносило,
Но  порвана  связующая  нить,
Как  будто  смерть  всю  землю  оросила.

Нет,  нет.  Лишь  притаилось  все,
От  ветра  колдуны  уже  искали
Среди  ресниц  ненужных  сейчас  слез,
И  с  криком  падало  на  поле  воронье
По  лужам  строй  зеркал  холодных  гнали,
И  ветер  плакал  в  сумках  пустых  гнезд.


И  зачем  это  щелканье  ветра  в  висок,
Конвоиры  из  плетей  дождевых  пред  глазами,
Я  скупой,  но  не  падший  в  азарте  игрок,
.    .    .    . Будто  бес  дождь  метет
Мне  в  лицо  козырными  тузами.

Так  чего  же  я  жду  в  этой  музыке  влажной,
Ведь  в  иллюзии  звуков  не  постичь  откровения,
И ветра порыв   криком  бьется  этажным,
Чтоб  осесть  в  лужу  дня  и  стреножить  кипение.





Суровое  небо,  деревни  окраина,
Звездою  фонарь,  безмятежность  дороги,
А  дальше – вселенной  летящая  тайна
И  эти,  возможно,  ненужные  строки.

Застывшей  тревогой  из  каменьев  обочина,
Береза  без  листьев  как  нищий  без  глаз,
Луч  пятном  в  облаке,  словно  пощечина,
Над  шлейфом  бесполым  из  нескольких  фраз.

Осины  с  ветвями,  живущими  в  тягость,
Под  ветром  сукачась  и  пряча  свой  стыд,
Стояли  нагими  в  беспробудную  слякоть
Под  ранами  ветра  в  обрывках  сюит



Уже  осень  бродит  между  нами,
По  утрам,  когда  туман  ничей,
Ночи  все  длинней и  смущают  снами,
Что  реальней  яви,  только  без  речей.

Уже  дождь  и  злобен,  и  упорен,
И  собаки,  содрогаясь,  по  ночам  не  спят,
Редко  вспыхнет  черным  цветом  ворон,
Глазом  проутюжив  опустевший  сад.


Берез  изящных  крон бросок –
В  суетность  туч,  что  в  поднебесье,
Кусты  калины  с  красных  строк
Несли  печаль  осенней  песни.

Глаза  птиц  в  небо  провожали,
И  долго,  долго  ожидали,
Без  предвкушения,  терпеливо,
Но  чуда  нет,  лишь  тучи  лживо
На  поле  цыкнули  дождем
Моей  печали  ни  о  чем.

А  галок  громкий  хоровод
Кружил  над  липою  моей,
Чтоб  камнепад  свой  завершить
На  ветвях  спящих  тополей.


А  берегов  глиняных  ситец
.На  редком  изумрудьи  трав
Уже  обласканных  навылет
Златым  изяществом  оправ

Остановили  глаз  движение,
Какая  емкость  естества!
Пластичность,  воздуха  течение –
- И  замер  взгляд,  и  ложь – слова.



Грачи  мазками  черной  сажи
Покрыли  осени  разлуку,
А  небо  нити  тонкой  пряжи
Дождем  все  вило  через  руку.

Шиповник  в бисере  из  капель
Плодами  красными  тревожит,
Окно  все  в  шрамах  как  от  сабель –
То  осень  бьется  и  бормочет.


Опять  тепло,  и  отсырели  крыши,
Укрылось  небо  тишиной,  и  спит  наверняка,
Волна  упругим  языком  валун  чуть  лижет,
Дороги  горб  кривой  скрывает  слой  песка.

Обочина – холуй  под  пылью  вяло  дышит,
Кусты,  прогнув  скелет – рабы  без  языка,
Иглою  по  воде  в  молчании  иней  пишет,
Вечерний  перезвон,  ловушка – ночь,  тоска.

Лишь  звезды  в  глубине  мерцают  обещанием,
И  тайна  твоих  форм  не  отпускает  рук,
Но  вот  рассвет -  и  у  дверей  прощание
Ждет,
Как  первый  луч  в  окно  упавший
Вдруг.


Дым  туч  словно  усталый  взгляд,
Повис  в  ветвях  сухой  осины,
Накрапывало,  и  очертания  хат,
Исчезли  в  измороси  серой  паутины.

Листья  своими  теплыми  ладонями               
Согрели   одиночество  дороги,
В  тумане  плавали  бархатные  кони,
Исчезая.  .  .  .
Как  в наводнение  пороги

Зачастили  капли  по  увядшему  лугу,
Сбегая  в  чашки  коровьих  копыт,
От  птиц  лишь  качание  воздуха  к  югу
И  стая  ворон,  летящих  как  щит.
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
Иду  по  кипящим  лужам,
Шепот  струй  блуждает  слепо,
Дождь  и  я  по  дорогам  кружим,
В  танце  провожая  лето.


_Еще  не  все  окостенело
В  туманном  холоде  утра,
Черны  поля  со  строчкой  белой
В  неярком  свете  ноября.

Еще  зеркально  в  лужах  вязнут
Под  рябью,  множась,  тополя,
Кусты  в  тумане  тихо  гаснут,
Как  в  море  берег  с  корабля.

И  небо  низкое  в  подтеках,
Неясное,  прошито  сединой  насквозь,
Под  лужей  грязь  лежит  в  пороках
И  бродит  вновь  по  щекам  дождь.









Ноябрь.  Классическая  осень,
И  ветер  воздуха  набрякшее  сукно
Рвет  на  четыре,  шесть,  на  восемь,
Кусками  мокрыми  бросая  мне  в  лицо.

Но  вот  затихло  все,
Как  ложь,  внезапно  уличенная  в  обмане,
Как  шаг,  вдруг  остановленный  чутьем,
Финалом  на  потухнувшем  экране.

Остались  тучи  флагами  на  древке  горизонта,
Кусты  с  провалами  для  будущей  листвы,
Стога  копилками,  где  продаются  сны,
И  поле  для  небудущего  фронта.

И  я  листом  уже  совсем  забытым
Под  крышею  неласкового  неба.
.     .     .     .     .     .     .    .     .     .     .
Пройдет  и  это,  снегом  все  укрытым,
Потом  вернется  ласковое  лето.

Так  было,  или  будет,  я  не  знаю,
Все  отуманится  и  вновь  возникну  я.
Наверное,  расставшись  с  мнимой  болью,
С  тобой  останусь,  нет  мира  без тебя.


В  шумящих  соснах  зов  иль  приглашение,
Иль  жалоба  на  мартовские  сны
Покоя  нет,  есть  ложное  смирение
И  неподвластная  в  любое  время  ты.

Нет,  нет  покоя  в  этом  мире  зрячих
Вновь  облака  опалены  лучами
Вновь  полон  лес  открытых  ртов  кричащих,
Иль  это  ветер  плачет  над  лесами?


Ты – лепесток  мой,  колокольчик  звонкий,
Ты – ласковая  ночь  моих  тревожных  дней,
Твой  мир,  загадочный  и  ощутимо  емкий,
Убежищем  стал  нашим  от  топи  и  завей.

Чем  отзовусь  тебе  я,
Смогу  ль  ответить  бескорыстно  на  благое?
.    .    .    .    .   .    .    .    .   
Ты  спишь,  ресницы  уроня  в  покое,
В  вишневом  сне  не  чувствуя  себя.

Пустынная  дорога.  Обмерзших  луж  неутешная  грусть,
Запоздалого  ветра  звуки  щемящие
И  редкого  снега  узорный  путь,
Неутерянное  искавшего.

А  дни,  как  след  в  воде,  без  толку  исчезают,
И  прошлое  пусто  бессмысленностью  тем,
Живу  твоим,  Господь,  а  вьюги  в  окна  лают,
И  вой,  как  след  чужой,  проходит  в  толще  стен.




       
Разбежалась  дорога  по  прямой  и  кривой,
Неотчетливо  сникнув,  тихо  пропала,
Небо  смуглое  с  облаком,  как  цыганка  с  серьгой,
На  пруду  камышу  что-то  томно  гадала.

Хаты  темными  гнездами  ютились  к  земле,
Лудил  оловом  воздух  сиплое  горло,
Ворон  горько  кричал  на  бескрылой    ветле
В  бесконечном  просторе  голубом  и  озерном.

День,  запутавшись,  сел  у  заката  костра,
Тихо  кралась  из  оврагов  сумеречная  трезвость,
Вечер  плыл  над  землею,  мглою  соря,
А  вокруг  тишина  и  безликая  бедность.

Сосульки  ласточками  скрыли  след  карниза,
Дорога  вновь  петляла  черной  бородой,
Лежали  лужи,  как  мазки  каприза,
Что  вечер  скинул  в  свой  ночной  запой.

Потели  окна  ложными  слезами,
Плели  вороны  в  воздухе  абсурд,
День  выбирал  по  каплям  свой  регламент,
Он  Бога  чтил  и,  кажется,  был  мудр.

Гляжу  в  окно,  как  сумерки  густятся,
Блажь  пудрит  сонием  беспечные  глаза,
Следы  в  снегу  опавшие  постятся
И  в  небе  серебром  висит  луной  слеза.





Не  тяни  паутину  морщин
На  лицо  одеялом  осенним,
Ведь  умом  не  постичь,  кто  вогнал  этот  клин,
Но  из  вечного  знаешь,  что  является  ценным.

Пусть  словесные  пули  из  тебя  не  устроят  мишень,
И  глаза  отразят  зеркалами  неутешное
Пусть  победой  обернется  каждый  прожитый  день,
Сжигая  в  тебе  неразумное,  грешное.

А  я  рядом  буду  молчать,
Рост  волос  тишину  не  нарушит,
Я  смиренный,  как  пламя  свечи,
И  тебя  буду  ждать,
Пока  землю  во  вселенной
Бог  праведный  кружит.



Туман  нагнал  и  заглянул  в  глаза,
И  дальше  разлился  слепым  океаном,
Ты  здесь,  и  вот  там,  где  уснула  лоза,
Ты – запах  оранжевый  голубого  лимана.

Всплеск  солнца  потух  и  в  сирени  заката
Осеннее  небо  в  падении  зависло
Из  тучи  пролилась  из  капель  цитата
И  гром  разутюжил  невнятные  числа.

А  лес  без  листвы – что  рука  без  перчатки,
От  молний  уколов  немотою  оброс,
На  небе  беременном   начались  схватки
И  рухнул  на  землю  воз  скорби  и  слез.






Осенний  день,  а  небо – скопом,  как  лавина,
Всей  тяжестью,  когда  мое  уже  не  надо  мне,
Несет  свой  авангард  на  черной  парусине,
И  содрагает  мысль – то  явь  или  во  сне.

Иду  разбитой  непогодою  межой
Чрез  березняк  из  черно – белых  точек,
Пень  дряхлый  и  от  старости  слепой,
Корнями  по  земле – удавами  средь  кочек.

А  строчки  белые  блуждают  в  паутине,
Бессильный  воздух  сырым  в   лицо  разит
И  запах  от  растоптанной  полыни
К  ноздрям  как  траур  преждевременный  пришит.

Но  ночь,  все  неделимое,  связав  в  одно  звено,
Освобождает  от  дневного  напряжения,
И  в  моросящий  дождь,  как  в  божие  окно,
Лицо  я  окунаю,
Прошу  послать,  как  милость,  мне  смирение.





В  осенних  лужах  забвение суеты,
Взгляд  в  созерцание,   в  вечность  погружает,
В  печальных  сумерках  кажешься  рядом  ты,
Но  сполох,  оттуманясь,  все  стирает.

Стук  топора,  вновь  землю  обретаю,
Кусты – как  недосмотренные  сны
Звучат  последнею  имглистою  росою,
Спиною  чувствую  в  полете  уток  стаю
Среди  разлившейся  скудной  немоты.
Луна  средь  туч  висит  серьгою,
Глазеет  пень  слезами  из  смолы.
А  я  все  жду.
Вот  шорох  листьев.  Ты.



Как  дорога  трудна.  Одни  лужи  средь  точек,
И  мрачна,  как  луна,  что  лежит  между  кочек.
Там,  где  небо – студеное  море  без  имени,
А  от  берега –
Сизый  всплеск  крыльев  горькой  полыни.

А  на  день,  как  в  мишень,  солнце  ставит  свечу
Из  берез,  да  в  лесу,  где  кудрявятся  ели,
Клен – как  ярость  в  цвету,  и,  молясь,  я  шепчу:
Не  стирай,  осень,  краски,  что  душу  согрели.

Липа  воду  зажгла  на  девичьем  пруду,
Ветви  в  красном – как  совесть,  что  прячет  беду,
А  на  желтом – лишь  сушь,  остальное  утеряно,
И  на  зеркале  луж  небо  тенью  потерянной.

А  на  том  берегу – медный  фон – сердца  крик,
Паутина  летит – это  осени  лик.
Бронза  лист  запаяла  в  кольчугу  навек,
И  тумана  обман  лишь  продлит  мне  мой  век.




               


Последнее  крыло  в  улетающей  стае,
В  воздухе  хрупком.   .   .   .бледней  и  бледней,
Как  все,  колебаясь,  плывет,  исчезает,
Как  в  жменях  туман  от  темных  ночей.

Уже   не  вернешь  печаль  бабьего  лета,
Огромное  небо  вызревших  звезд.
Листва  не  одарит  грустью  сонета,
И  дождь  не  построит  из  радуги  мост.

Капли  из  тумана  как  птицы  гнездятся,
На  руку,  на  губы. Глаза  мои  плачут,      
Но  то  не  от  боли.  Дня  выпив,  слезятся,
Ведь  день  откупорен  и  на  четверть  начат.

В  прозрачном  лесу  паутина  рисует,
С  бесполых  сетей  надежд  паруса,
Пруд  груди  набухшие  тучи  целует
И  по  лесу  ветра  скрипят  голоса.

Белесая  изморозь  низины  морщинит,
В  ночь  обрамляя  луж  зеркала,
Но  утром  под  солнцем  все  это  схлынет,
Еще  не  написана  сюита  для  льда.

Но  завтра.   .   .   .а  будет  ли  завтра?
Ведь  это  не  скоро.
Рукой  не  достанешь,  себе  лишь  соврешь
День  облаком  на  сумерках  вечера  тает.
И  повесть  осеннюю  уже  не  прочтешь.







Все  небо  в  ущельях,  и  вид  скальный  дик,
Где  пламя  заката  и  солнечный  блик,
Рассвета  резьба,  что  чеканит  рельеф,
И  перистость  неба,  и  туч  сизых  гнев.

Возможен  ль  в  природе  какой-то  запрет?
Где  горечи  сладость  и  грусти  букет,
И  тайна  тоски,  что  ложится  под  сердце,
Чтоб  слушать  себя,  не  слыша  ответ.

Где  пошлость  побед  и  печаль  бытия?
В  чем  счастье  потерь  и  жизни  ничья?
Ответы  сегодня?  Пусть  будут  втуне,
Но  завтра,  так  жить!
.      .      .      .      .      .    
Глаза  твои  все  заставляют  забыть,
Так  что  же  на  завтра,  и  надо  ли  мне?


Был  сон  какой-то  липкий,
Навязчиво  что-то  предлагали,
А  за  окном  клок  неба,
Как  место  для  пытки,
И  плененные  мысли  там  маски  ломали.

Проснулся.  Рассвета  морозные  щеки
Окно  подпирали,  заинясь  в  саду,
И  ветра  звучали  стеклянные  ноги
Собакой,  что  рыскал  по  чужому  следу.









Не  угасай  под  небом  знойным,
В  лугах,  что  Божье  стерегут,
С  ручьем,  с  волною  его  вольной,
Не  угасай.   .   .   .   .   .я  сберегу.

Тебя  в  молитвах.  Бог  великий,
Колени  вспухнут  от  мозолей,
И  волос  станет  степью  дикой,
Язык  откажет  жить  в  гортани,
Но  помоги!  Пред  божьей  волей
Кто  станет  жизнь  держать  на  грани?

Не  угасай.    .    .   .   .   .   .
Ночь  наземь  сходит  осторожно
В  бесшумном  платье  тишины,
Лишь  звезды  шелестят  тревожно
С  глубин  темнеющей  воды.

В  своем  неведении  как  сложно
Ждать  результата.  Жмет  как  грудь
Надежда.  Время,  все  возможно,
И  чтоб  удачи  хоть  чуть -  чуть.

Не  угасай.   .   . А  звезды  в  белом –
Как  ангелы  со  свечой  в  руках,
И  все  вокруг  дышало  спелым:
Любовь,  желания  и  страх.










Ночь  расступилась  с  оглядкой,  осторожно,
Позади  тоскливо  смыкалась  мгла,
По – звериному  чувствовал  кожей –
-Вот  оно,  царство  добра  и  зла.

Махровый  туман,  словно  весть  с  преисподней,
Вцепился  в  лицо,  угнетая  глаза,
Хаос  ветра – что  стон,  на  этапе  колодных,
Под  ноги  как  трудно  ложилась  земля,
В  дождливой  метели,  где  капли  во  тьме,
Рыдая,  бросались  в  холодные  травы,
Где  ночь  позабыла  о  чести  и  сне,
И  небо – что  речка  без  дна  и  оправы.

Но  ветер  устал  от  ночного  улова,
И  в  ножны  упрятал  поющие  сабли,
Крыльцо  из  тумана.  Губы  озябли,
Тепла  не  хватало  и  тихого  крова.

И  гибкие  руки  без  нуди  пролога,
И  чаши  упругих  и  жарких  грудей.   .   .
От  ветра  и  бездны,  что  там,  за  порогом,
Обняли  теплом  и  сиянием  свечей.

Обняли.  Я  замер,  сползала  тревога,
Как  жар  от  болезни,  слабей  и  бледней,
Как  знак,  что  сегодня  есть  помощь  от  Бога,
И  в  душу  не  выдавят – иди  и  убей.

Обняли  без  фальши  ненужного  слога,
Но  руки – что  жадность  рыбацких  сетей,
Всего  ничего  и  отчаянно  много,
От  царских  объятий  глазищ  как  судей.

Нависшее  пролилось,  чем  ожидали,
А  пальцы  забыли,  что  значит  покой.
Вновь  ветра  порывы  ночной  ужас  вязали,
И  ввинчивали  пешками  в  каторжный  строй.

Дай  мне  отогреться,  погибших  отплакать
В  единую  печаль  свести  невинность  жертв,
А  дальше  что?
Я  не  пытаюсь  жизнь  свою  упрятать,
На  время  спрятать  может  только  смерть.
 





Скоро  осени  тень  растворится  в  метели,
Все  замрет  в  берегах,  неподвластных  порыву,
И  холода  горечь  ожогами  в  щели –
- Как  обмерзшие  комья  в  чужую  могилу.

А  вороны  поле  ублажают  крестами,
Глазами  ныряя  в  каждую  пядь,
Редкий  снег  грязь  украшает  цветами
И  с  лужами  в  прятки  мечтает  играть.

Эта  лужа  в  грязи  бесстыдною  раной
Терзает  дорогу,  скрывая  пропажу,
День  с  накидкой  от  неба,  сермяжной  и  рваной,
Тянет  угрюмо  осеннюю,  нашу.

Не  найти,  не  услышать  и  горько  заплакать,
Вмерзший  лист  на  пруду  увидав  запятою,
Луч  сегодня  на  землю  не  думает  падать,
И  лишь  ветер  угрюмо  входит  в  фазу  запоя.

                Вечер.

Начало  голубое,  ветвей  ленивых  сосен,
Скользнуло  сумраком  на  клавиши  полей,
А  колокол  вызванивал.  Язык  ударил – восемь,
И  ветер  в  бездорожье  погнал  своих  коней.





                День.

Горизонта  черта – музыкальная  строчка  за  строчкой,
Облака  опадают  в  лужи,  как  листья  к  земле,
В  небе  голуби  точкой,  звездой,  опять  точкой,
И  вороны  в  посту  на  убогой  ветле.

А  дорога – песок  в  ржавых  лужах,
И  шаги  отливают  следы  простодушия  ног,
Стаи  снежинок  кружат  и  кружат,
Чтобы  сесть  на  бредущий  по  осени  стог.
                Анне.

Молитвы  не  слышу.  Ты  всем  завладела,
И  мира  не  вижу – лишь  пламень  волос,
И  если  рыдание  сотрясет  твое  тело –
-Я  следа  не  стою  от  высохших  слез.

День  зимний – как  спичка,  как  эхо  лесное,
 И  вьюга – что  лис,  догоняющий  хвост,
Я  здесь .   .   .   .Как  желанно  твое  все  родное!
Вот  только  в  глазах  твоих  вечный  вопрос.

Я  отплакал  свое,  мне  хватило  ночей,
За  ревнивым  пожаром  нервный  холод  усердий,
Сколько  воска  сгорело  у  ожидавших  очей!
В  покаянии  блуждавших  по  берегу  версий.

Вот  последняя  скапалась  в  руку  свеча,
Окно  матово  в  стенку  квадратом  легло,
Пальцы  словно  вопросы  в  стекло  впились,  крича,
Будто  криком  сметешь,  что  в  душу  намело.






Вечер.  Окно.  Вьюги  шепот,
Лестница  в  небо  из  каменных  туч,
Чей – то  быстрый  тревожный  рокот –
- То  ветра  нахлынувшая  жуть.

Речка  октавой  безмятежно  длинной
Увлекает  снежинки  в  водную  тушь.   .   .   .
Ночь – тайна,  укрытая  тьмою  зимней,
Ресницы  глаза  окунают .   .   . Глушь.

А  дальше  сна – колдовская  сень,
Падение  явное  в  неявную  твердь
Вот  оно,  счастья,  близкая  тень,
Господь,  сделай  подарок – легкую  смерть.



Грачи  крестами  рухнули  на  брошенное  поле,
С  туманом  близоруким  обнялись  кусты,
Небо – молочное  бельмо,
Лишь  где-то  плачут  брови,
И  ветер  чуть  колышет  туманные  мосты.