Аплодисменты. Полон зал.
Горят огнями хищников глазницы –
Все наблюдают,
В ожиданье все,
Ведь, это то, ради чего сюда они пришли,
И слышится в округе гул, несвязные слова,
Да, крики «ну, давай! уже скорее начинайте!»…
Выходит, наконец, конферансье –
Он, в чёрном обветшалом фраке,
Он, в масках и в слоях из пудры на лице,
Его улыбка нарисована коряво,
В чертах нет намёка на реальность –
Всё скрыто или это так и есть,
Иль, может просто лучше прятать лица
От кровожадных возгласов толпы,
В испепеляющих глазницах…
Вот занавес поднялся,
Оголил и предоставил обозренью –
Его – унылого всегда,
Его – бесчувственный портрет,
С раскрашенным и склеенным предсердьем,
Где пустота свила клубки,
Где притаилась зимняя истома,
И, он, поклоны отдаёт
И мановением руки ознаменует представленья ход…
У зрителей застыли взоры,
Увлечены они круго`м из сцены,
Там по окружности играет в карты,
Там из чернеющих заплаток стелется туман,
И прислоняя палец к неживым накрашенным устам,
Тихонько плачет птицею душа,
Сокрытая фигурой пантомима,
И боль так жгёт, что невозможно охлажденье,
Но цирковой актёр не может поддаваться чувствам,
И, одиночество под мраморной похоронив плитой,
Он, в свете продолжает гармонировать с игрой…