Москва, июль, олимпиада.
И двадцать пятое число
И этот взгляд направлен прямо
Как будто в душу, нам в лицо.
Володя, милый наш Володя!
Зачем ушел ты в никуда,
Но все же в памяти народа,
Оставил след ты навсегда!
Что ты любил, осталось с нами
В кассетах, книгах и кино.
И все, что пел, поется нами
И нет запретов ни на что.
Лишь смертью, все, поправ препоны,
Ты возошел на пьедестал.
Жаль, что лишь в мраморе холодном,
А то народ бы ликовал!
А что сейчас, Володя, стало
С огромной Родиной твоей?
Кто друг, кто враг – все не понятно,
И кровь не стала «голубей».
Что в нас ушло и что осталось,
От тех юнцов, что в годы те,
Так нежно верили, влюблялись,
И дружно пели в тон тебе.
Куда же вера подевалась?
В святое, в доброе – не в зло.
Иль нам теперь всего осталось,
Тихонько «тявкать» лишь в окно?
Что изменилось в этом мире?
Кто нам вражду наколдовал?
Кто тот, что в этом «страшном тире»,
Патроны мальчикам раздал?
И вот теперь к твоей могиле
Приходим мы, и ходят те,
Кто в октябре стрелял нам в спины,
И нам опять не по себе.
Народ устал от бойни этой,
И от воров уже устал.
Что посоветуешь нам песней,
А то рубеж уже настал.
Как нужен ты на свете этом,
Где все так плохо от обид.
Да разве надо быть поэтом,
Чтоб свой народ как ты любить!
Но только снег, цветы, фуражки
И голос твой, хрипя, звучит.
«Охота» та же, но с флажками,
Да по щеке слеза катит.