внятность обещания – запах смородины – маленькая серенада – что видят глаза – светила над головой – лицо Александра – в скобках – конец ожидания – по-прежнему слышать – эпитафия
=====================================
ВНЯТНОСТЬ ОБЕЩАНИЯ
исчерпать тему, поставить точку, придти к заключению, вынести суждение, вынести приговор и привести его в исполнение, в данном случае, случае Александра, это невозможно, речь будет длиться даже после того, как мы с ним разделаемся, я, кажется, понял, пройдя столь долгий путь, откуда берется это множественное число – единственно из соображений ритма, если ритм – первое, то числа, наклонения, спряжения и тому подобное следуют за ним, приятно разгадать хотя бы одну загадку, немалое ободрение, пусть и не сулящее успеха всего, в конце концов, мы были к готовы к тому, что в этом деле концов не найти и конечного конца не достигнуть, поэтому ограничусь тем, что подробно расскажу об обещании, данном Александром, не забывать шевелить губами, как избежать этой какофонии, например, о том обещании, которое нам дал Александр, итак, обещание, данное Александром, не постигнет ли нас здесь то же самое, но нет, к чему такие горестные предположения, скорее, наоборот, если об Александре мы знаем только по его обещанию, то само обещание присутствует здесь и присутствовало всегда, с самого начала, полностью, иначе мы не пустились бы на поиски, вернее, не принялись бы подготавливать место для его появления, обещание предшествовало Александру, это ясно, и чтобы указывать на неощутимое, само оно должно быть ощутимо явственно, то есть доступно зрению, слуху, осязанию, обонянию, вот с последнего и начнем, это замечательно – вновь оказаться там, где есть первые и последние, где порядок что-то значит, где одна мысль в ладу с другой, и обе они в ладу со словом, но не забудем: мы оказались в этом чудесном месте только потому, что признали бессилие слов и мысли, потому, что мы согласились: Александра нам уже не найти.
–––––––––––––––––––––––––––––––––
«Вопрос исчерпан, виден конец». – С. Беккет. «Безымянный».
ЗАПАХ СМОРОДИНЫ
начать с ароматов, запахов – удачная ли это идея? может быть, обещание прикасалось, может быть, я прикасался к обещанию прежде, чем услышал его – и ушами, и носом, – если учесть, что обещание было дано в начале всего, когда из всех чувств самым развитым было осязание, то да, но память не сохранила о тех временах, а гадать ни к чему, поэтому начну с обоняния, и сразу констатирую главное: обещание не содержалось в каком-то особенном запахе, оно таилось в их интенсивности, в том, что мир вообще пах, и так сильно, что иногда это превращалось в проблему, иногда он пах избыточно, и хотелось как-то от этого запаха увернуться, отгородиться, но мир пах настойчиво, всеми своими уголками, и в этом слышалось обещание, трудно объяснить, как одно с другим, но так оно было, и конечно, запах жасмина, сирени, смородины обещал больше, чем многие другие запахи, о которых и говорить не стоит подробнее, достаточно упомянуть все скопом, однако обещание передавалось и через них, теперь я это понимаю, а тогда не понимал, вот главное различие: в одних запахах обещание проступало явно, а в других – неявно, да, казалось, что большинство запахов никак не связаны с Александром, даже в голову не приходило, что он мог пахнуть и так, и этак, скорее, наоборот, я был уверен, что так он пахнуть не может, и только сейчас, по прошествии многих и многих, я понимаю, да, обещание приходило с любым запахом, как приятным, так и отвратительным, следует уточнить, исправить неточность, все эти запахи не были запахами Александра, нет, они были всего лишь средствами доставки, вестниками, замечательное, точное слово, вот о чем я сейчас говорю и собираюсь говорить в дальнейшем – о вестниках, которые посылал Александр, хотя можно предположить, что они являлись без его ведома, это большая проблема: заинтересован ли Александр в том, чтобы мы знали о нем и готовились к встрече, или ему это безразлично? мне больше нравится первое предположение, и пока не поступило доказательство обратного, хотя как же, они в изобилии, вот куда уводят воспоминания, забываешь о том, что сделалось для тебя фактом, будем настороже.
––––––––––––––––––––––––––––––––
«…я придумал любовь, музыку, запах цветущей смородины, все от меня уходит». – «А ведь если кто-нибудь и должен пахнуть, так это я». – С. Беккет. «»Безымянный».
МАЛЕНЬКАЯ СЕРЕНАДА
покончив с ароматами, обратимся к звукам, гармоничным и негармоничным, мелодичным и немелодичным, естественным и искусственным, производимым за работой и в праздности, здесь, скажем сразу, ситуация другая: не все звуки несут обещание, только некоторые, относится ли к ним птичье пение? например, дрозд или соловей? в какой-то степени: пение дрозда можно сравнить с запахом полыни, но гораздо отчетливее обещание слышалось в звуках музыки, эти звуки можно сопоставить с ароматом жасмина, не все, конечно, моцартовские, к примеру, лучше сравнить с запахом ванили, которая мне известна только в виде пряности, в природных же условиях ваниль, надо думать, пахнет совсем иначе, в противном случае ни к чему было бы подвергать ее бланшированию и ферментации, чтобы получить то, что известно как пряность, и чей аромат сравним с музыкой Моцарта, имея в виду интенсивность и отчетливость обещания, в них содержащегося, говоря яснее, как вестник, музыка этого композитора несет не больше и не меньше, чем запах ванили, хотя для многих поклонников, завсегдатаев Зальцбурга, такое сравнение будет кощунственным, как же, они ведь считают, что Моцарт и есть Александр, ха-ха-ха, в одном они правы: имя, данное при рождении, ничего не значит, и Моцарт так же далек от того, чтобы быть Александром, как и Бородин, а кто ближе всех? знаем, но не будем настаивать, все это не приблизит нас к настоящему Александру, а его не приблизит к нам, довольно будет одного разделения звуков на музыкальные и иные, мы еще должны поговорить о глазах.
––––––––––––––––––––––––––––
«Он слышит, верно, и хотя это опять их слова, отрицать это невозможно, лучше не отрицать». – С. Беккет. «Безымянный».
ЧТО ВИДЯТ ГЛАЗА
и вот наступила очередь зрения, вестники зрения, кто они, пологие холмы, высокие горы, зеленые купы, белые облака, синие озера, та же сирень, та же черемуха, звезды, луна, лица людей, красивые лица, женские и мужские, все, что таит в себе красоту, таит? выставляет напоказ, не скрывает, обладает красотой и делится ею с другими, но не самой красотой, а ее видом, образы красоты повсюду, нужно только смотреть, в подходящем настроении, закаты, восходы, поля, моря, но не что-то искусственное, нет, в этом нет красоты, нет обещания, только естественное обещает, если оно красиво, прекрасная кобылица, прекрасная девушка, а кувшин? что-то не так с кувшином, в нем есть красота. но нет жизни, обещание исходило от живого, Александр и был самой жизнью, и вестники Александра были вестниками жизни, но какой-то другой, не этой, толпы вестников, если сосчитать все, и обещание звучало явственно, было отчетливым, но не в смысле отчетливости того, что оно обещало, а в смысле самого этого акта, обещания, его нельзя было спутать с чем-то иным, разве что с побуждением, императивом, да, в обещании крылся императив, дождаться обещанного, и даже ускорить его появление, но, может быть, это только мнилось, теперь я знаю, что приблизить появление Александра невозможно, императив был моей выдумкой, но точно так же оказалось ложным и обещание, мог ли Александр обмануть? нет, только не это, до последнего верить в порядочность Александра, последнее, что осталось, феноменология обещания, описывать факты сознания, никак их не интерпретируя, занятие для наблюдателя, которому нет дела до Александра, так же, как Александру нет дела до него и его «дневника наблюдений», вот к чему свелись наши отношения, но что можно было сделать? ничего, все ли сказано о глазах? о вестниках зрения? если и не все, пора переходить к другому, задержки ничего не изменят, последние усилия, осталось совсем недолго.
––––––––––––––––––––––––––––––––
«И какие именно зрелища, всегда полезно постараться выяснить, о чем говоришь, даже рискуя впасть в заблуждение». – «К сожалению, мы должны придерживаться фактов, ибо больше здесь ничего нет, придерживаться, цепляться, когда все рассыпается, кроме фактов…». – С. Беккет. «Безымянный».
СВЕТИЛА НАД ГОЛОВОЙ
исчерпана ли тема зрения, вестников зрения, тема глаз и зрелищ, далеко нет, как и другие, предшествующие темы, быть решительным и не задерживаться на мелочах, хотя мы никуда не торопимся, но решительность – достоинство в любом случае, особенно в случае Александра, и притом тогда, когда все надежды на его появление испарились, как утренний туман, сдуло ветром, ну же, не отвлекаться, решительно вперед, тема зрения тем отличается от других тем, что подстрекает задержаться, это вместо банальных «побуждает», «вынуждает», стрекало зрения, вот оно как, и на чем же я остановился, на каких зрелищах, что хотел описать подробнее, преступив через зарок не вдаваться и не останавливаться, конечно, это те огни в вышине, апогей космической эры, в воображении я уже переселился на звезды, звездный атлас истрепан больше географического, неправда, но служит прояснению, характеристике моего отношения, если Александр где-то обитает, то, разумеется, там, на звездах, где же ему еще быть, удаленное космическое пространство как вотчина Александра, его родовое имение, и тут зрелища соединяются с текстами, немало людей интересовалось имением Александра, но, скорее, как туристы или ученые, самое большее, на что они осмеливались, что они предлагали – это явление инопланетного разума, какое убожество, какая профанация, Александр в виде мыслящего океана или монстра с ядовитой кровью, Александр, выползающий из цилиндра, после того, как отвинчена крышка, примеры множатся, а мы идем мимо, хотя в свое время и так далее, но по большому счету, а здесь нужно считать только большими числами, ставки велики, все это не затрагивало сокровенного, того, что жило обещанием, и потому огни над головой оставались вестниками, кем бы их ни заселяли выдумщики, все шло своим чередом, имея целью как будто появление Александра, торжественный ход светил et cetera, ad infinitum, а точнее, ad libitum, потому что Александр и не думал появляться, но я-то предполагал, что да.
–––––––––––––––––––––––––
«Но эти огни, во множественном числе, которые парят в вышине, набухают, уменьшаются и гаснут, с шипением, напоминающим свист кобры, возможно, наступил момент бросить их на весы и покончить наконец с этим утомительным равновесием». – С. Беккет. «Безымянный».
ЛИЦО АЛЕКСАНДРА
и снова нет, увяз по колено, локоть увяз – всей птичке пропасть, вот как обстоят дела, не удивительно, мы же знаем, речь течет сама по себе, вне зависимости от берегов, от того, есть они или их нет, и чтобы закончить со зрелищами, добавим, что в них часто мерещилось чье-то лицо, примерно как в пятнах Луны, или волнах, или облаках (вид сверху, со стационарного спутника), значит, не только я, но и тысячи, миллионы ждали появления Александра, искали его лица, падали ниц пред его лицом, жили во страхе и надежде, пусть и называли его как-то иначе, но им тоже было дано обещание, это несомненно, хотя я уже готов был признать это обещание грезой, игрой воображения, но мыслимо ли, чтобы все грезили одинаково, приблизительно одинаково, это невероятно, доказательство от количества, хотя бытует мнение, что истина является лишь немногим, именно этим она и отличается от заблуждения, последнее – как бы товар массового употребления, а истина – товар штучный, и владеют ею штучные люди, им она является – взамен Александра, потому что истина состоит в том, что Александр никогда не появится, и если ты хочешь, чтобы тебе явилось что-то, то согласись на явление истины, а иначе, вообще никто и ничто не явится, и останешься в заблуждении, растворишься в массе, взыскующей Александра, под другим, правда, именем, мы же, те, которым явилась истина, знаем, что Александра можно приготовить самим, треть сливок, треть коричневого ликера, треть бренди, взбить в шейкере, отфильтровать, посыпать мускатным орехом, примерно так, но можно и по-другому, и явится тебе лицо Александра, и разные другие лица, после шести или десяти дринков, да, лица, лица вокруг, ничего другого и не нужно, одиночество – вот что обращает тебя к Александру, но когда вокруг тебя лица, Александр отступает в тень, никаких обещаний, играет музыка, смех и танцы, может быть, он тут, среди нас, но мы не догадываемся.
–––––––––––––––––––––––––––––––
«Лицо, как прекрасно было бы, будь это хоть иногда лицо,.. как было бы мило!» – С. Беккет. «Безымянный».
В СКОБКАХ
если же о прикосновениях (дошла очередь и до них), то из всех прикосновений обещание несло только прикосновение к женщине, уточнить, прикосновение к девушке, потому что когда наступило время прикосновений к женщинам, грезы об Александре уже выцвели, и в прикосновениях не было обещания, ну если только совсем немного, эхо былых времен, так что же прикосновения, ничего, в том-то и дело, что обещание крылось в мечте о прикосновении, но само прикосновение ничего не обещало, напротив, заставляло забыть об обещанном, не обращать внимания на эти об-об, бу-бу-бу, ба-бах – и в дамках! если бы можно было так быстро добраться до Александра, вся жизнь как приключение, вот каким было действие этого обещания: сделать жизнь приключением, будто ты продвигаешься в дамки, вперед, вперед, ни шагу назад, казалось таким заманчивым, потому что в конце сулило встречу с Александром, только прошедший в дамки удостоится лицезреть, если уж переводить смысл обещания на обычный язык, то его следовало бы изложить именно так, стань дамкой! стань самим собой! каждая юная душа слышит этот призыв, и что из этого, ничего, Туринская лошадь повезет тебя на погост, вот чем все это кончается, но то было время прикосновений, время девушек в цвету, какие бутоны, соки и ароматы в вечернем воздухе, и мечта забраться рукой между ног, как будто Александр мог притаится там, да, тогда это место казалось естественным убежищем Александра, все девушки, или нет, только красивые, привлекательные, носили в себе Александра, и касаясь их, ты касался Александра, так грезилось еще до прикосновений, но сами прикосновения разочаровывали тем, что нисколько не приближали к Александру, и пробираясь между ног рукой, пальцем или чем-то еще, да, чем-то еще, никакого Александра не обнаруживаешь, обман инстинкта, прикрывающего свою цель Александром, как будто он что-то знает об Александре, нет, так рассуждать нельзя, влечение само по себе, Александр по другую сторону, но откуда же тогда эти грезы и этот обман, и самое любопытное, что девушки так же ждут Александра, как и парни, им и на миг не мерещится, что Александр с ними, у них внутри, значит, все сложнее, и связь Александра с влечением плоти, страстью к прикосновениям остается невыясненной, да мы и не надеялись, я-то уж точно не надеялся, теперь, когда от надежд ничего не осталось, держатся строго метода феноменологии, заключать себя в феноменологические скобки, и Александра, его – в первую очередь, Александр – вне всяких рамок и скобок, вот почему он неуловим, и как бы он мог явиться нам, заключенным в скобки, то есть, в рамки, он по другую сторону рамок, и ему их не перешагнуть.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––
«Игра будет выиграна, проиграна и выиграна, он неожиданно и непонятно как окажется среди нас, на месте встречи, и люди скажут: Взгляните на старину Червя, он ждет возлюбленную…» – С. Беккет. «Безымянный».
КОНЕЦ ОЖИДАНИЯ
но выцветали они не так уж быстро, в том и беда, если бы они поторопились, ясно, что ожидание Александра привело к тому, что я упустил все поезда, ни поездов ни самолетов, сколько угодно, отправляйся куда хочешь, в любую сторону, но я упорно сидел в зале ожидания, надеясь на прибытие Александра, я сидел сразу во всех залах всех автобусных и железнодорожных вокзалов, морских, речных и воздушных портов, дожидаясь появления Александра, мне казалось, что вот-вот он поднимется снизу на лифте или спустится по лестнице из зоны для VIP-персон, и я ждал, решая кроссворды, судоку, шахматные задачи, насвистывая мелодии, листая книжки, я ждал, но Александр не появлялся, а тем временем поезда уходили, автобусы отправлялись, суда отплывали, самолеты взлетали, и я мог бы вести жизнь человека, не отягощенного, не смущенного каким-то призрачным обещанием, но я ждал, и это продолжалось долго, пока наконец во мне не созрел отказ, вроде сладкого яблока или какого-то ядовитого плода, не знаю, я понял, что дожидаюсь напрасно, и тогда передо мной распахнулись ворота, раздвинулись двери всех вокзалов и портов, и я вышел в мир, до которого Александру не было дела, где его нога не ступала, и этот мир показался мне очаровательным, очаровывающим, так ли, верно ли, не будем уточнять.
–––––––––––––––––––––––––––––––––
«…здесь нет лица, и ничего, что бы его напоминало, ничего, что выразило бы радость жизни и всего прочего…». – С. Беккет. «Безымянный».
ПО-ПРЕЖНЕМУ СЛЫШАТЬ
он вышел в мир, обратимся к нему в третьем лице, отделяя себя от него, хорошо бы еще отделить себя от них, верно ли я угадал причину этого умножения, ритм языка, язык заставляет говорить так и думать этак, важные следствия для народа, говорящего на данном языке, а язык дан всем народам, каждый народ говорит на каком-то языке, может быть, всемирная история вовсе не есть история Духа или история производительных сил и производственных отношений, может быть, всемирная история есть история языков, и потому никакой всеобщей истории не существует, языки на самом деле меняются очень медленно, а их фундаментальные характеристики и вовсе не претерпевают изменений, но зависит ли ритм от языка, или он определяется свойствами говорящего, к чему обобщения, говорю так, как слышу, а я все еще слышу, он все еще слышит, даже предав себя миру, мог бы сказать по-другому, но в этом есть какое-то очарование, да и по сути верно, предать себя миру – значит предать себя, какова логика, не поспоришь, но и предав себя, он продолжал слышать обещание Александра, с этим ничего не поделаешь, даже уверившись в ложности этого обещания, продолжаешь его слышать, неустранимая иллюзия, оглушая себя всем, что предлагает для этой цели мир, он по-прежнему слышал, что говорил ему Александр, вернее, что говорили ему вестники, и вот почему никогда не мог предать себя миру полностью, все у него валилось из рук, даже если он хватал и сжимал, рано или поздно схваченное вываливалось, когда он прислушивался к вестникам, хватка ослабевала, он попросту терял интерес к тому, что держал, и ради того, чтобы не упустить из виду, из слуха голос, упускал то, что схватил, такова краткая история его пребывания в мире, больших подробностей она не заслуживает, он жил в ожидании Александра, зная, что тот никогда не придет, если это можно назвать жизнью, совместима ли жизнь с ожиданием, по-настоящему живет тот, кто никого не ждет.
––––––––––––––––––––––––––––––––
«Ибо тот, кому однажды довелось слушать, будет слушать всегда, независимо от того, знает он, что ничего больше не услышит, или не знает». – С. Беккет. «Безымянный».
ЭПИТАФИЯ
нет, такого с ним никогда не бывало, чтобы совсем перестать слышать, иногда казалось, да, перестал, но только на время, и недолгое, а потом возвращается, ничто не дает полного удовлетворения, никакая победа, а их у него было немало, нужно ли перечислять, поменьше подробностей, дело не в них, вот подходящая эпитафия: «он жил на вокзале», зная, что поезд, которого он ждет, не придет, первым, чем следует здесь озаботиться – придумать себе эпитафию, большинство придумывает девиз, и это выдает их невежество, знающие же знают, что важнее сочинить эпитафию, но нередко сердце его начинало стучать, когда вдали, на повороте, появлялся локомотив, он поднимался и шел по платформе, навстречу, хотя давно уже уяснил, что платформы для поезда, которого он ждет, не существует, а раз нет платформы, на которую мог бы прибыть этот поезд, то ясно, что он никогда не прибудет, и вспомнив об этом, он поворачивал обратно еще до того, как увидел табличку с названием маршрута, он шел обратно, садился в свое кресло, на свою скамью, и сердце его стучало, но он не поворачивал головы, не оглядывался, и говорил себе: нет, нет, нет, такого никогда не случится.
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
«Нет нужды думать, чтобы отчаяться». – С. Беккет. «Безымянный».