Монеткой попаду на дно Ишима, оставив Астану на пару дней...
Вернуться для меня необходимо, остаться будет в сотню раз больней.
Вокзальный ветер синие ресницы покроет тонким слоем декабря. Оставлю город в зимних рукавицах, когда над ним едва взойдет заря, когда рябин склонившиеся ветки, прощально растянувшись вдоль аллей, сумеют уберечь от зимней метки на душах замерзающих людей. Сумеют уберечь от зимней злости, не дать в тепле квартиры городской со злобы промывать соседкам кости, ссылаясь на метели тихий вой. Не жалуясь ветрам на дикий холод, в такую ночь едва ль смогу уснуть.
Я завтра покидаю этот город, а бабкин ведьмин дар укажет путь туда, где никогда не будет страшно. Прижавшись к материнскому плечу, сумею отпустить я день вчерашний, а, может, даже раны залечу. Не то, чтобы они уже болели… но яд от них давно всочился в кровь, заставив от тоски скулить в постели, читая все романы про любовь.
Мальчишка-бес с зелеными глазами, тревожно тихо, как большой удав, спросил меня:
«Ну, что тебе сказали? Что это можно вылечить, сбежав?»
Я не бегу. Земля мне дарит силу. Летят к земле снежинки за окном. А он хохочет, кровь морозя в жилах: «Бежать – беги, но помни все равно!»
Уверен в том, что был когда-то создан творцом и Богом, был рожден летать...
Он просто знал, что нужен мне, как воздух,
забыв,
что я
умею
не дышать.