Здравствуй, друг мой! Пишу тебе мелким почерком.
Что может быть больше, чем мелкое слово? Имя
Твоё произносится, пишется, как пророчество
о крахе империй на стенах древнего Рима.
Всё те же мысли роятся в мозгу, ковыряя извилину
своим инструментом, отточенным памятью, прежние,
увы, пьедесталы пусты... Что же нового породили мы?
Что создали такого, чем можно гордиться? Надеждою
не накормишь голодное сердце, которое бьётся в агонии
несварения жизни, бессмыслицы бега во времени.
Бутафория действа, его суета затаённая -
это наша с тобой эпитафия о поколении:
первых видеозалов, Б.Г., ДДТ, Би-Би-Си без глушения,
"Взгляда" с Листьевым, армией, дембелем, встрече с любимыми...
Ты тогда называл меня "Рыжим" и "будущим гением"
на газоне искусств. Ты лепил мою страсть, как из глины
лепят статуи... Но, это была не статуя - слово страстное,
жажда миру признаться в любви, поделиться мыслями
о бушующем хаосе нашего века, где свёрстаны разные
вариации жизни... и смерти встречаются числа. Мы
умеем считать, но нечётность роднее и радужней
геометрии кратности, чётких контуров, тесных периметров -
потому-то, так портятся хрупкие нервные картриджи,
принося в каждодневность, изношенность нервного принтера
многоточием, объясняя - потоком сознания,
все поступки свои, перешедшие в противоречия.
Как же сложно общаться с людским мирозданием,
сотрясая его регулярно своей болтовнёй бесконечною.
...Ты прости меня, брат, что общаемся реже и сдержанней
тех времён, когда рвалась шрапнель жизни, бились титаны грядущего -
это патина всё покрывает пластинкой заезженной,
и ржавеют сердца, ятаганом в водицу опущенным.
Только падалью для воронья нам с тобою во век не судилося
быть - ведь память всплывёт субмариной - и Мы Капитана два
термоядерных слов, где царь-пушкою юность отлилася:
Яготином и дачей, КГУ, Пашкой и Шикотаном... Ва-
силий тоже молчит - поглощён, как и мы, своей вотчиной,
но велел тебе кланятся, когда мимолётно общалися.
До свидания, Друг мой!.. Поставлю-ка я многоточие,
что бы лучше звонилося...
или, хотя бы, писалося.
10.10.2000г.