Мы воры в законе,
Мы волки в загоне,
Как только нас терпит земля.
Не лучше ль убиться
Иль где утопиться?
Зачем же нас мать родила!
Мне ведь только десять,
А я уж такого за жизнь свою повидал.
Скитался по свету,
Просил я монету,
В подвалах, кустах ночевал.
Сначала в приюте я был, в детском доме.
Сбежал я и в банду попал.
Ту ночь не забуду,
Всю жизнь помнить буду.
На шухере я задремал.
Менты набежали,
Братки убежали,
А я в лапы к гадам попал.
Меня не судили,
Меня отпустили,
Мол, мал я еще, не подрос.
А позже схватили
И определили
Опять в детский дом, где я рос.
И вновь я сбежал,
И брожу я по свету
Теперь, словно странник седой.
Прошу я монету,
А многие дети
С презреньем смеются порой.
А ночью, когда остаюсь я один,
Я к окнам иду высоких домов.
Смотрю я в окно, и вижу я там,
Как мать кормит сына, а он
Он лезет под стол, он смеется,
Он дразнит свою драгоценную мать,
Он по столу прыгает, он сильно бьется.
А мать – это просто же мать…
Она улыбается, ласково шепчет ему что-то,
Он все равно,
Кривляется, дразнится, прыгает, скачет…
Безмолвно смотрю я в окно
И думаю: «Господи, ведь у него же и дом, и мать, и отец,
Чего ж ему надо еще в жизни этой…»
И вот я заснул, наконец.
И вижу во сне я, как я на кровати
С подушками сладостно сплю.
И мать моя тихо мене напевает
Любимую песню мою.
Вот я просыпаюсь, развеялся сон.
Где мать? Где кровать? Где подушки?
Там, за стеклом этих светлых окон.
А здесь лишь кукуют кукушки.
О, если бы мне снова мать свою встретить,
То я бы ее не простил.
Я бы убежал, не взглянув и в глаза ей…
Но после, что было бы сил,
Рванул бы назад я к той женщине,
Имя которой – мать
И все обиды свои позабыв,
Стал бы ее обнимать.
Мы воры в законе,
Мы волки в загоне,
Но все же нас терпит земля.
Нельзя нам убиться,
Нельзя утопиться,
Для жизни нас мать родила.