Я устала,я хочу от всего отойти.
Я не пашу до истёртых рук и боли где-то в груди,
но мне хочется волком выть в режиме нон-стоп,
а в комнатушке зажечь свечей и поставить гроб.
Я честна до предела,до зубной крошки на языке,
скулы сводит не то от злости,не то в мольбе.
Мне сводит рёбра и ими же колет душу ненавистный корсет,
Мне двадцать,а в глазах тоска за сто сорок восемь лет.
Мне предельно ясно,чего от меня все ждут:
что я перебешусь,переживу и с чем-то смирюсь,
отойду от дел,оставлю себя в покое-
хороший врач,примерная жена,детишек так двое-трое.
Они ждут,что я,Я заткнусь и устану ждать,
Они ждут,когда я потухну и перестану вскипать,
Они ждут,когда каждый не кинет,но повесит мне на шею булыжник размером с Сорбонну-
груз фальш-ответственности делает всех покорными.
И ведь сдаться я меньше всего хочу.
Это душит похлеще удавки,и я ору,
не кричу,а просто терзаю голос до немоты,
мне плевать на себя,на жизнь и на исписанные черным листы.
Я изувечила до ампутации часть себя.
Мне уже много чего "никак",и так будет уже всегда.
Мне не кричится,а шепчется "Милый,милый мой Азазелло!"
Был бы крем-я б хоть нагой,хоть какой-но отсюда б к чертям улетела.