Загнанной дичью он будто кружил
по минному полю.
Но выжить стремился и рвался из жил,
чтоб выйти на волю.
Он знал, что регламент его бытия
до крайности сужен,
И продирался туда, где друзья,
которым был нужен.
Руками зловонную грязь разгребал,
но в недрах трясины,
Таился лишь смерти зловещий оскал:
коварные мины
Сплетали, как змеи, в траве провода.
Средь пакостной гнили
Любая тропинка вела в никуда,
а поле стрелки оцепили,
Застыв ожидая, что вспучится взрыв
на радость сатрапам.
Деревья, ветвями за горло схватив,
душили, как лапы.
Шакальего зуба в него остриё
вонзиться спешило,
И каркало злобно вокруг воронье
и голос глушило.
Но он не сдавался: смеялся, как мог
над глупой Фортуной,
Отчаянно дерзкий нанизывал слог
на звонкие струны
И пел, надрываясь, чтоб слышали все, -
друзья ли, враги ли, -
Он жив, хоть прокручен не раз в колесе,
и не хоронили!
Но слабость однажды не смог превозмочь,
хоть жизни был полон...
В июльскую, душную звездную ночь
внезапно ушел он.
Нет! Боль, что порою мешает уснуть,
не стихнет с годами!
Колючей крапивой зарос его путь,
могила - цветами.
Приходим мы к ней погрустить, помолчать,
певцу поклониться...
Но что-то все чаще там стали мелькать
фальшивые лица.
Крутиться привыкшие, как флюгера,
приказам послушны,
Не вы ль в него камни бросали вчера?
Сегодня - рыдаете дружно.
Стараясь за веяньем новым успеть,
терновник на лавры
Сменили, на золото - ржавую медь,
ножи - на литавры.
Легко притворяться, коль совести нет.
Кричат, лицемеря,
Все те, для кого был он шут, не поэт:
"Какая потеря!"
И нервы и сердце вы рвали ему,
как струны гитары,
А после статей напечатали тьму,
сорвав гонорары.
Вздохнули свободно вы только, когда
навек замолчал он.
Завыла Россия: какая беда! -
а вам полегчало.
Теперь-то из кожи вы лезете вон,
чтоб громче прославить
Талант, за который он был осужден
на вашу же зависть.
Стал больше не страшен он, и от того
вы враз подобрели,
К тому же неплохо на смерти его
нажиться сумели.
Как часто того, кто публично казнен,
возводят в герои.
Не пачкайте светлую память о нем
своей болтовнею!
Не нужно ему запоздалых щедрот,
к чему дифирамбы,
Когда его слово переживет
все ваши хореи и ямбы?
Вам славы такой не видать и во сне,
как ни были б в моде.
Меж пешими вами всегда на коне
Высоцкий Володя!
1990