Инсталляция Первенец

Бразервилль
    Уставший Силинов с огромными пакетами, громко дыша, вполз к себе
в квартиру. Он вернулся с близлежащего рынка, где только что накупил
продуктов на сумму, превышающую его квартальный заработок. Продавцы
были немало удивлены сухощавому высокому и сутулому мужчине, походящему
на фонарный столб, и удивлены не его антропометрическими данными,
с которыми он мог бы с лёгкостью играть в любой баскетбольной команде
на позиции центрового, а его покупке. Точнее, количеству. Силинов приобрёл
целую гору свежайшей свинины и говядины, и только филе. Работникам
за прилавком оставалось лишь гадать, для чего этот гигант затарился
скоропортящимся продуктом в таких количествах. Не иначе баскетбольная
команда в полном составе выезжает на шашлыки.
Силинову было всё равно, о чём думают разглядывающие его люди. И не потому
что он привык на протяжении недолгой жизни к пристальному вниманию
к собственной долговязой персоне. Нет. В его голове юлой крутились мысли,
наподобие блохастых шариков, надеющихся догнать  хитро ускользающий хвост.
И эта мысленная круговерть не позволяла ему направить внимание за пределы
внутренних переживаний. У молодого мужчины сложилась печальная ситуация:
он разругался со своей гражданской женой, с которой прожил почти десять лет.
Разругался основательно, по своей глупости, чего он и сам от себя
не ожидал.  Ольга его не простила и уехала к маме в другой город.
А всё из-за того, что они хотели завести ребёнка, но у Ольги не получалось
забеременеть. Врачи назначили курс лечения, препараты, гормоны и прочее,
но помогло не существенно. В один из вечеров он имел неосторожность
напомнить жене о её недостатке. Конечно, не на трезвую голову напомнить,
но сделано это было неуважительно и не по-спортивному. Ольга не из тех,
кто забывает обиды, да ещё причинённые одним из самых близких людей.
О, Юра молил о прощении всё время, пока она паковала свои вещи, пока ехала
в такси, пока садилась в поезд. Звонил ей, её маме. Тщетно. Сосредоточившись
на самоедстве и посыпании головы пеплом, он и сам не заметил, как очутился 
на грани помешательства. Самоубийство для него было слишком трусливым и
предательским поступком, более предательским, чем он совершил по отношению
к Ольге. Повторного предательства не случится никогда. Если бы незадачливые
продавцы заглянули в его череп, как в экран телевизора, намереваясь насладиться
его красочными мысленными пейзажами, их постигло бы жесточайшее разочарование,
ибо вместо мультипликационных образов их разум атаковал бы набор чёрных
и липких, словно гудрон, мыслеформ от которых жить им разонравилось бы
в ту же минуту.
Юрий очень хотел детей, но больше этого он хотел, чтобы Ольга, его любовь
ещё со школьной скамьи, простила его. Накануне он в который раз дозвонился
до её матери, но она не стала слушать, а Оля даже не сподобилась взять трубку.
Юре невыносимо было ждать, когда любовь по истечении времени смягчится и
пересмотрит отношение к гражданскому мужу, тем более это представлялось
крайне маловероятным, он знает её слишком хорошо. Не в силах сдерживать
рвущееся изнутри чувство, раздирающее душу с каждым днём всё беспощаднее,
он укрепился в вере, в том, что он обязан сделать, отчётливо осознавая,
как исправить положение, как загладить вину.
Силинов спустился к машине за второй партией пакетов с говядиной, затем за
третьей со свининой. Косоглазый сосед, блаженно курящий на лестничной
площадке, возжелал полюбопытствовать, зачем молодому человеку столько мяса
и не соизволит ли он благородно поделиться кусочком для гуляша, но,
столкнувшись с невообразимо напряжённым выражением лица Юрия, раздумал.
Только пальнул в закрывающуюся дверь: «Юрец, ты чё, решил по частям
коров собрать?». Юра не удостоил соседа комментарием. Сосед хмыкнул,
пожал плечами и исчез в своей квартире, утопая во встречном возгласе
супружницы: «Иди, хоть мусор вынеси! За целый выходной палец о палец не ударил!».





-- Ну, что тут у нас? – по-хозяйски спросил носатый сотрудник следственного
отдела в капитанских погонах, протиснувшись между пугливо перешёптывающимися
людьми у входной двери. Он морщился и фыркал, медленно пересекая прихожую,
поближе к месту происшествия. Краснощёкий мужчина с папкой на коленях
заполнял какие-то бумаги, успевая переговариваться с бледным человеком
в форме и одним кучерявым в штатском, копающимся в своём чемоданчике
криминалиста.

-- Ты только в туалет резко не заглядывай, - буркнул краснощёкий носатому
не поднимая головы, - может сдурнить. Николаич даже сам вызвался по соседям
пройтись и со свидетелем пообщаться, лишь бы подальше от сортира.

-- Обижаешь, Вова. Забыл, как двух утопленников по частям вылавливали
в начале года? – отозвался капитан и с опаской заглянул в раскрытую уборную.

Если бы на капитане имелась фуражка, она бы мгновенно подпрыгнула как
пивная пробка, потому что волосы на макушке встали торчком. Взгляд его
вытаращенных глаз потонул в крохотном помещении, казалось, неумело
вырезанном в кубе из мяса. Складывалось впечатление, словно он заглянул
в желудок гигантского существа, вывернутого наизнанку. Стены, потолок,
пол покрывали неэстетичные куски тёмно-бордового цвета, источая малоприятный
запах. Можно представить, какое-то время назад комнатка жила своей жизнью:
дышала, вздрагивала от прикосновения к нежной поверхности, издавала
специфические звуки и, не исключено, переваривала зазевавшихся посетителей.
Но это было не самым волнующим: на унитазе, напоминающем неказистый трон
бурого цвета, в неловкой позе восседал скончавшийся несколько суток назад
крупный обнажённый мужчина с длиннющими тонкими ногами-шлагбаумами.
Бледно-синие широко расставленные нижние конечности  упирались в некогда
податливые, а сейчас высохшие волокнистые косяки туалета. Голова трупа,
залитого буро-чёрными потёками, грустно лежала на впалой груди, руки
свисали колбасными палками, касаясь неаппетитного, протухающего
с каждым часом всё больше, пола. Носатый раскрыл рот от столь
внезапного нехудожественного зрелища.

-- Суицид, скорее всего... но странный,- прокомментировал краснощёкий
со стула, - вскрыл себе ярёмную вену. Умер быстро, за пару минут. Вон,
сколько кровищи на полу. А на стенах вообще обои из плоти, образцы сейчас
возьмут.

Капитан присвистнул:

-- А это что такое?

-- Где?

-- Да вот, как будто сосиска какая-то тянется от его пупка к бугристому потолку.

-- А чёрт его знает… на багровый канатик похоже, если честно. Только для чего
это всё он проделал, вот вопрос. Обложил туалет мясом, совершил самоубийство…
Лёнь, да мало ли психов в наши дни?

-- Может, он что-то этим хотел сказать? – не унимался носатый, - записки нет предсмертной?

-- Нет, не нашли ничего ещё.

-- А может, убийство, всё-таки?

-- Ни следов взлома, кроме наших, ни следов борьбы. Сейчас отпечатки
снимают в комнатах. Сосед вызвал, Николаич с ним беседует в зале. Гражданин
Силинов Юрий Васильевич, 1981 года рождения жил один, со слов соседа,
поссорился с сожительницей недавно и на почве глубоких эмоциональных
переживаний вполне мог совершить сие безобразие. Версия правдоподобная,
но чертовски необычно это всё…

Капитан наклонил голову и принялся поглаживать подбородок, будто рассматривал
не ужасное кровавое месиво, а некое творение мировой живописи:

-- Ты знаешь, напоминает плод.

-- Что напоминает? – не понял краснощёкий.

-- Плод! Сама комната – аналог огромной утробы, заранее изготовленный
при помощи шматков плоти. Покрыл стены, пол. А шланг, тянущийся из живота
трупа в потолок – пуповина, соединяющая плод с нутром. Всё же он этим хотел
что-то сказать. Определённо. Похоже на какой-то ритуал. Не удивлюсь, если
обнаружим под слоями мяса всяческие пиктограммы, а сам он окажется сатанистом
или доморощенным мистиком.
Краснощёкий бросил писать, подошёл и глянул из-за капитанского плеча
на шокирующую картину.

-- Мистик-мясник? Не удивлюсь, если ты прав. Ну и псих этот гражданин Силинов!
Сейчас мы ещё кого-нибудь, кроме его соседа, в свидетели раздобудем,
думаю, много всего интересного о нём поведают.

-- Целую инсталляцию создал… не скажу, что шедевр.

-- Если бы ты так сказал, я бы тебя немедленно сдал Ерёменко проверить
твоё психическое состояние, - усмехнулся краснощёкий и утопал в другую
комнату на оклик кучерявого.



Через месяц со дня трагедии, Ольгу неожиданно стошнило.