В забавах света вам смешны
Тревоги дикие войны.
М. Ю. Лермонтов. ,,Валерик,,
Пусть же они понесут
Свои ноши полностью
В день воскресения
И ноши тех, кого они
Сбили с пути без ведения.
Дурно то, что они понесут!
Коран.
Сура 16,, Пчелы,,аят25 (27)
Перевал
поэма
1
У трех вершин,
Где звезды окружили
Сплошных туманов вяжущий сироп,
Где рвет архар
Железо сухожилий
О гулкий щебень караванных троп,
Где на лишайники
Безводных плато
Ложится бисером апрельская роса,
Из двух десятков
Выцветших палаток
Встал городок за полтора часа.
2
Взлет и падение,
Развенчанность и слава!
И память с незапамятных времен…
Забыть не смею,
Не имею права:
Я этой памятью навеки заклеймен.
Я этой памятью на все года отмечен.
Она как-будто крылья за спиной.
Она как тяжесть мне легла на плечи.
И я, переполняясь ей одной,
В полуреальности ее одну лелею.
Жалею ль я?
Наверное, жалею.
Что время-ветер
Прошумел и стих.
Что искрой молодость
Сверкнула - и не стало.
Что в громе фейерверков и шутих,
Потех и праздников назойливых
Немало
Убогой дешевизны плоских фраз
О вечных принципах
И торжестве свободы.
Что на виду, в оправе –
Мутный страз,
А бриллиант,
Как и в былые годы,
С обычным гравием уложится в бетон:
Не понят, не оценен и не нужен.
И не востребован…
Я, чистый камертон,
Людскою глухотой обезоружен,
Ловлю мгновения,
Не попадая в такт
И, резонируя всей общностью гармоник,
Стараюсь смысл, причину, соль, экстракт –
Все с достоверной простотою кинохроник
Собрать, вобрать,
Сложить и изложить
О тех, кто умер –
Тем,
Кто должен жить.
3
Кровать, окно, петардные раскаты.
Гул юбилеев, шумный карнавал –
Но вдруг из памяти,
Из сонной серой ваты –
Пыль как мука,
Трескуча как крахмал.
Эффект присутствия
На жаркой рыжей круче,
Где я у раненого пальцем прижимал
Разрыв артерии,
Но на песок скрипучий
По капле капала, сворачиваясь, кровь.
Солдат не плакал, только вздернул бровь –
И две слезинки из открытых глаз,
Стон из груди,
И вздох последний раз.
А автомат грохочет, только тронь!
Ствол как огонь,
И воздух как огонь.
И руки липкие,
И смрад горящих скатов,
И пятна грязные рубашек и халатов,
И крики
Резкие,
И колют как игла.
Фигурки прыгаю и падают:
- Алла…
Игра со смертью –
Глупая игра!
В прицеле чья-то жизнь:
Как мошкара,
Песчинкой мечется,
Мешает наводить.
Последний выстрел.
Все.
И нужно уходить.
Стук пальцев в двигателе,
Но… вперед, вперед!
Шлепки по кузову,
И тонкой струйкой в рот
Из мятой фляге желтая вода…
Дерьмо собачее!
Мы - жалкая орда,
Отмеченные тупостью лукавых,
Ни в чем не успевающих глупцов
Всегда, во всем
И безусловно правых –
Отцов народа…
Да каких отцов!?
Свинцом и глоткой,
«С шашками на танки»
Солдат пацан еще -
Панаму и в огонь.
А он сопливый,
А ему бы к мамке –
А он без ног лежит…
Своим, знакомым – бронь.
Вот эти учатся, а прочие болеют.
Своих не посылают,
Берегут.
Туда, где осыпи весенние алеют
От мака раннего.
Ни другу, ни врагу
Не пожелаю этой красоты.
Цветы – предупреждения,
Цветы,
Как капли алые на праздничном мундире.
Петлицы алые…
На срезе – белый яд.
Мы все завязли здесь,
В чужом, враждебном мире.
А дома Родину уставшую кроят!
4
Все.
Растащили, изгадили, предали.
Вы, “апостолы”…
Мать вашу грешную!
Сладко жили, кутили, обедали.
Принаряжены в «дуру потешную»,
Шельмовали, «крутили» и лгали.
Понавешали звезд и медалей,
Целовались с друзьями сердечно.
И считали,
Что все это вечно.
Умный праведник, честный святой,
С незапятнанным совестным ликом –
Одинаковы.
В тени густой,
Там,
Где нет отражений и бликов,
Без лампасов, погон и папах
Пахнут смертью.
И воздух пропах
Разложением, прахом и тленом.
Потеряют, сдадут непременно.
Было ясно:
Растлят, предадут.
Время скорби.
А годы идут,
Те, которым не будет возврата…
Грязь!
Ни что здесь не ценно,
Не свято.
Пустозвонство, болото, застой.
Но один говорливый «святой»,
Весь запятнанный
Внутренне, внешне.
Обманул,
Словоблудник пустой.
Обманул всю страну –
Что, безгрешный?
Брался править, поездил - и сдал.
Не сумел, просчитался…
Оскал,
Говорок,
Изъюлился лукавя.
Было все:
Миллионами правя,
Все имея,
И власть, и страну
Одним махом, не глядя –
Ко дну.
А сегодня улыбчив, потешен.
Продал все.
Столько жизней…
Безгрешен?
Не доступен ни стыду, ни сраму,
В клоунаду подался – в рекламу.
Спас себя, спас родных и жену.
Но не спас от позора страну.
Вдохновленный
То займом, то траншем.
Но начало положено раньше…
5
Вокруг абсурд, вокруг обман.
Как вихрь,
Как смерч,
Как ураган –
Бунт,
С терпеливостью коровьей.
Пугач кремневый, ятаган –
Клинок в крови.
Средневековье…
Дрова на вес –
И продают!
Смешно:
Весы – и пень корявый.
Мальчишки с ведрами снуют.
Водой торгуют.
Кто здесь правый?
Тот, кто за нас,
Или они?
Кто днем тебе рукою машет,
А ночью враг?
Лицо в тени,
Набит, как гречневою кашей,
Нечистый рот гнилых зубов.
Раб божий…
Братская любовь…
Интернациональный долг!
Я задолжался?!
Был бы толк,
Оплатим, как ни будет тяжко.
Смотри под ноги.
Просмотрел –
Не ровен час…
Кругом растяжки,
Засады, мины,
Самострел.
Сегодня цел,
Будь завтра целым.
Столетний «бур» -
И тот с прицелом.
Под пальцем спусковой крючок
И черный глаз под черной бровью,
Лицо забрызганное кровью.
Средневековье!
Время вспять.
И в этом хаосе опять
Год, два, три, пять
Стоять, стоять.
Еще стоять, как пес у двери.
И не объять, и не понять,
Не разобраться, не проверить,
Не уяснить, в чем смысл,
Где связь.
Не растащить всю эту грязь.
Зачем война?
Зачем потери?
На что списать боль матерей?
И сколько можно в Бога верить,
Когда он глух?
Когда скорей
Он слышит перезвон стаканов
В хоромах «маленьких царей» ,
А море слез и бед барханы
Не замечает.
Баи, ханы,
Князья, паны
Моей страны!
Как вы велики, сколько спеси.
И как вы дурите народ.
И сколько ваше слово весит,
Когда вы лжете?
Снова год
Прошел, и не было добра.
И снова год…
Гора, гора,
Хмарь поднебесная и круча.
Внизу, как выкрашенный в лак,
Разбросанный рукой могучей,
По склону горному кишлак.
И ничего.
Ночами мрак.
Ни огонька в подобии окон.
Только случайно, боком, боком
Скользнет в жилище чья-то тень.
И снова пусто целый день.
Мы здесь прижились.
Ночь.
Светает.
За кишлаком гора,
За ней
Огромной дыней вырастает
Диск Солнца.
И еще темней
Мне кажется внизу ручей.
В ущелье…
Он сейчас ничей:
Мы зачерпнем воды, они.
Так проходили эти дни.
Сколько их, разных пролетело,
В одно мгновение слилось?
Прижились к горам
Мозг и тело.
Немного притупилась злость
Без взрывов и горящих шин.
У трех вершин…
6
У трех вершин,
Год с небольшим.
Нормально…
Только как-то гадко.
Размеренность,
Жить не спешим.
На всем лежит печать упадка.
Здесь нет напыщенности лиц
И животов в тепле мундира,
Которая в огнях столиц
Цивилизованного мира,
Которая горит в глазах
Отяжелевших бюрократов.
С натугой, зло,
Неоднократно
Роняя слизь на скользкий склон,
Ползет
Тяжелая, как слон
Громада туч.
Хрустит арбузно.
Переворачиваясь грузно,
Сжимаясь, сталкиваясь,
Прет
В ущелье.
Льет
Косым дождем.
Брюзжит вальяжно.
Противным голосом орет
Внизу ишак.
В землянке влажно.
Болею…
Почечная боль,
Колени ломит.
Ля-бемоль
И фа-диез…
Орет, скотина!
На языке как будто тина,
Сглотнуть нельзя.
Тенгиз, детина,
Огромный сван,
Внес котелок.
На рыжем «ежике» - дождинки.
Сырые, грязные ботинки
За «сорок шесть»…
- Вам нужно съесть
Чего ни будь.
И выпить чаю.
Я иногда здесь получаю…
Посылки.
Заварил травы…
И капли с рыжей головы.
Из фляги спирт
И кружку «сонной дряни».
Проснулся.
- Что?
- Товарищ лейтенант…
Стоит сержант, к панаме руку тянет,
Нам вместе с ним чуть больше сорока,
А я ему отец и мать, -
«Батяня»
- К вам просится мулла из кишлака!
Болит все тело.
- Что еще случилось?
- Мулла, старик…
Мы обыскали – чист.
У них такое дело,
Получилось
Что будто из-за нас…
Артиллерист,
Саид Намозов,
Он нам переводит.
Из-за «бугра» сюда
Кале – Кудус ,
Плешивый черт,
Привел людей
И вроде
Переправляет очень ценный груз.
Бандит, нет места
Для клейма и пробы.
- В такое время?
Холод у дверей.
- Наверно так задумано.
И чтобы
Здесь проскользнуть
Надежней и быстрей,
Ведет с собой помещика – арбоба
И взял в заложники у деда дочерей.
Неяркий свет
Как будто бред:
Год без каких-либо контактов,
И вдруг мулла,
Кудус - валет,
Плешивый черт.
И не понятно,
Какой еще желать сюрприз.
А… предприимчивый Тенгиз.
Его посылки…
Есть зацепка!
Кале – Кудус, плешивый франт…
- Что ж, приведи муллу, сержант!
Пришли.
Пригнулись на пороге.
Сержант, мулла,
Потом конвой.
Так, правильно.
Порядок строгий.
Старик высокий, чуть живой
Прошел вперед
И с полдороги,
Вдруг бухнул в ноги головой.
Страна, страна…
Опять война!
И тишина
Нам только снится.
Сидит, играет Сатана
С нами в войну,
И шерсть лоснится
От теплой крови
На руках.
Из скорби в скорбь,
Из праха в прах!
Слепой, глухой небесный пастырь,
Хозяин всех дорог земных,
Всепомогающий, как пластырь,
В чумных бараках,
В снах чумных,
Давлеющий мечом и словом
На наши глупые мозги,
Кощунствую
Умом соловым,
Но все равно, -
Дай, помоги!
Их сотни три –
Нас сорок восемь.
Плюс пять декхан,
Мулла, старик.
Да плюс мальчишка.
Что попросим
Мольбой, срывавшейся на крик?
Благодарить, что мы живые?
Сейчас,
А в завтрашнюю ночь?
Прислать «вертушки» полковые?
Как можно с воздуха помочь,
Когда ночные тени быстры?
Когда они в горах живут?
Когда профессора, магистры
Разбойных дел
Придут, взорвут,
Потом исчезнут, не прощаясь,
С другого фланга возвращаясь?
- Ну, ладно…
Спал или не спал?
Решений много,
В полк сигнал:
К утру взять роту из резерва.
- Кале Кудус…
«Нашелся», стерва!
Я знал его еще с равнины,
Когда он ночью ставил мины,
А утром подносил «сюрприз» -
Хлестнет огнем - и сразу вниз,
Нырнет в спасительный кяриз !
Встряхнул рукой:
Часы идут?
А «брать» их нужно ночью, срочно.
Пока они еще не ждут.
Должны сынишка или дочка,
Когда в селе уснут,
Пусть подождут и полоснут
По нашей стороне лучом
Фонарика -
И мы начнем.
Бой.
Горы ночью.
Штык и стоны.
Не просто так –
Свои законы…
Бесшумно пробираясь вниз
Сосредоточенный Тенгиз
Рванулся вдруг между камней.
Удар,
Потом еще, сильней.
Потом еще…
Привык к горам.
Ему шуметь и стыд и срам.
Большие легкие легко
Качают воздух.
Далеко
Он может так еще дойти.
Дойти, сметая на пути
И часового, и двоих.
Рывок, удар – и «дух» затих.
В окно, на храп
Швырнул гранату.
Еще одну –
Огонь и крик.
Осколки рвут чалмы, халаты.
Собаки, визги, брань.
Старик,
Мальчишка…
- Это раз :
«Черт с бородой» - кошмарный глаз,
Как с «мясом» вырван.
Чем то машет.
Штыком под ребра,
Наотмаш
В лицо прикладом.
Увернулся?
Замах, подсечка, в пах ногой.
Остановился?
Что, споткнулся?
Ну, этот все.
Теперь другой.
К нему, а ноги как из ваты,
И воздух булькает в груди.
Залп минометный, взрыв гранаты.
Труха и щепки!
Погоди,
Рассеем всех, накроем метко.
Смотрю направо :
Что за «зверь»?
Вращаясь, прыгает жилетка
Без рук, без ног.
Поди, поверь,
Что только что здесь был мужчина,
Здоровый «бык».
Из бороды
На камни – кровь,
Ползет причинным
Нечистым местом.
Смрад и дым
Из той воронки, где он скачет.
А у двери девчонки плачут.
Закона нет.
Закон – война.
Закон – ударить побольнее.
И, наработавшись сполна,
Прийти, умыться
И сильнее
Руками голову сдавить.
Забиться в угол и завыть.
Кому ты нужен дома,
Пахарь
На ратном поле?
Почему
Ты служишь – пашешь?
Сладкий сахар
Жизнь офицера?
Как ему
Добыть себе на хлеб, на соль?
И где спасенье?
Алкоголь?
Напиться, выспаться и снова
Сдоить,
Как дойная корова,
Свой пот и кровь?
Прими, бери.
А если нужно – говори.
Мы безотказны.
Мы добавим.
А дома как?
Как пашем – правим?
И вот, доправились до дна!
А нам награда – седина.
А нам награда – боль и раны.
А нам награда – крик души.
И деньги, жалкие гроши.
7
Пустая комната темна.
Огромный дом –
Почти руины.
Закрыты двери.
Из окна
Сквозь пыль, сквозь клочья паутины –
Пожары.
В красном витраже
Вам видно, кажется, уже,
Что ноги ставят шаг чеканно.
А на столе, вокруг стакана
Жиреют в праздном кураже
На хлебных крошках тараканы.
И тащат все.
- Твое, мое…
- Бери, пока хозяин спящий.
Хватает, давится, жует.
И снова, с душу леденящей
Циничной наглостью хрипит :
- Бери, пока хозяин спит!
Толпа
Берущих и дающих,
Бесстыжий и продажный сброд.
Снующих, лгущих, жрущих, пьющих
И обирающих народ.
Пристроились.
Тепло и сыро.
Возможностей –
Не передать.
Пройдоха, лицемер, проныра –
Почет и льготы.
Благодать!
Счет за границей и квартира.
А если знать, где сколько дать,
То можно
Все вокруг продать.
И кто посмеет упрекнуть?
Тот, спящий?
Он не заикнется.
Он только может спину гнуть,
Или немного припугнуть,
Когда во сне перевернется.
Нет!
Он уже как на гвоздях!
Вздохнет, от гнева содрогнется.
При этих ли, других вождях
В очередях, на площадях –
Он обязательно проснется!
Увидит:
Полки и столы,
Машины, склады, банки, дачи;
Тех, кто не стоит и метлы,
Но о политике судачит;
Тех, кто не сеял и не жал,
Но, не задумавшись, сажал
И не считал пайки и дни;
Не видел газовых забоев,
Не видел с танковой брони
В пустыне небо голубое;
Спал по ночам,
Не жил в «шанхаях».
Кто на Багамах отдыхает
И виллы, будто Колизей.
Кто , как дебильный ротозей,
Льет околесицу с экрана.
И новоявленных «друзей»
Талмуда, Библии, Корана.
Проснется,
Поздно или рано.
Проснется.
- Кто здесь? Тараканы?
Вскипит в одну минуту злость.
- Да сколько вас здесь развелось!
Как я беспечен был, уснув
И не потребовал ответа!
Смахнет их наземь
И, смахнув,
Прихлопнет всех одной газетой.
8
Мир охватила тишина.
Земля
Параличом разбита.
Врасплох застигнута она
На скользкой крутизне орбиты.
Повисли звуки, не упав
На снег волной многоэтажной.
Сухого тополя рукав
Роняет в полночь
Лист бумажный.
Хранит пробоины душа,
Как вены узелки уколов.
И обнесла ее парша
Кольцом
Неровностей и сколов.
И перезревшее вино
Давно закреплено и слито.
И укупорено.
А дно –
В досадной грязи…
И покрыто
Огнями ночи
То, что днем
Мы так удачно накопили.
Как пересохший водоем,
Лежим в пыли.
Заносы пыли.
Заносы, залежи, завал.
И вот, добрались -
Перевал!
Перевалили.
Все.
Граница,
Граница…
Сколько новых лиц!
Толпа бушует, шевелится
Волною лжи и небылиц.
Грозя критическою массой,
Перед кормушкой, перед кассой,
Глупа, капризна и пуста.
Гримаса – гнев,
Любовь – гримаса.
Необучаемая раса.
Меняя клятвы и цвета,
Она – святая простота
С прозрачной сущностью астральной.
Но все вокруг материально.
Материальны деньги, пушки.
На рынках –
Нищие старушки,
Миллионеры и жулье.
Граница.
Каждому свое.
Не счесть светил, стабильна вечность.
Она, как грязное белье
Уложит глупость и беспечность,
Халатность и прямой расчет.
Потом разметит, рассечет,
Чтоб видеть винтики и роли.
Но мы заплаты отпороли,
Потом пришили к новой рясе -
И разбежались восвояси.
А позади
Штыки и плети.
И били нас, и волокли.
На рубеже тысячелетий
На власть кого-то обрекли.
Свободу поднесли на блюде :
Берите, люди,
Ешьте, люди.
И будь ты…
Счастлив!
Будь богат,
Употребляя суррогат.
Удобно дать,
Забрать удобно.
Но получилось несъедобно.
Не доросли мы до свободы.
Привыкли слушать и зевать
И, безразличные, кивать.
9
Не убрано.
Трещит под каблуком.
Чужое все.
Остались только мысли.
Куда мир катится?
Летит огромный ком,
Срываясь вниз
И забираясь в высь ли,
По гребешку циклоиды скользя,
Обремененный
Оглавлением и темой.
Здесь все зависимы.
Свободным быть нельзя.
Мы можем быть раздавлены системой.
Она следит за каждым и блюдет.
Кто там?
Кто выделяется из стада?
И каждый знает, что произойдет.
Она всегда обезголовить рада.
Стереть, заштриховать, сошлифовать.
С системой неудобно воевать.
Или ты с ней, безвольно спотыкаясь,
Или ты выброшен.
Системе наплевать,
Какой ты есть.
Спокойно отрекясь
От одного,
Она ведет других
Еще не оперившихся, нагих,
Нагих духовно.
Роботов, машин,
Гудящих у подножия вершин,
Как правило, сраженных наповал,
Так и не перешедших перевал….
Кале – Кудус.
Абдул Кудус по кличке Кале – плешивый. Полевой командир одного из отрядов моджахедов. Реально существовавшая личность.
Арбоб - землевладелец, помещик.
Декханин – крестьянин.
Кяриз, кяризы – система соединенных туннелями колодцев вдоль русла рек. Предназначены для водозабора.