Монолог болельщика

Игорь Маранин
Не ведает стыда арбитр подлый.
Когда не дал пенальти он, чудило,
я чуть не подавился пивом с воблой.
А стадион скандировал:
- На мыло!

Соперник наш в отчаянном подкате
заплёл и въехал бутсою в коленце.
Жаль, никого из хавов на подхвате
не оказалось рядом с нападенцем.

Метался мяч, как брошеная баба:
то к одному, то от него - к другому.
А этот жлоб продажный,
эта жаба
не выписал и жёлтой костолому!

Судье такому нужно по сусалам!
Го-о-о-ол! Бля...
Деньги мне отдайте.
Сосед мой подавился водкой с салом:
судья-придурок свистнул об офсайте!
Гол отменил!!!

Соперник атакует.
Ну аут же! Ну аут же, патлатый!
Разуй глаза!!!
Ведь мяч за боковую
ушёл от их ноги
от волосатой!

Проход по флангу,
быстрый пас в штрафную,
удар носком,
стремительно и с лёта.
Сосед мой, в шляпе и очках, лютует:
- Да уберите ж с поля идиота!

Он мне не ровня,
он, видать, начальник,
но в этот миг мы с ним родные братья.
Вратарь наш - дырка!
Стадион в печали.
Такие разве можно пропускать-то?!!

Атака!
Первым наш на передаче.
Судья свистит, игрок наш недоволен.
И этот Сидор,
этот пёс смердячий
показывает красную -
и с поля!

В пятнадцать тысяч мат над стадионом,
да чтоб под землю гад тот провалился!
Другой сосед мой коньяком с лимоном
от этого решенья подавился!

Он нам не ровня,
он актёр театра.
Ему в Нью-Йорк на эти выходные -
играть по пьесе Жана Поля Сартра.
Ну, а сегодня братья мы
родные.

Вот наши завелись,
вот полетели,
сметая всех и всё, стелясь в подкаты.
Тотальный прессинг,круглым завладели.
Давайте же!
Нам нужен гол, ребята!

И метров с сорока
под гул и рокот.
Го-о-ол!
Го-о-ол!
Я в пиве весь и в пене.
Актёр - судье,
рубя ладонью локоть:
- На-а-а, вы-ы-ыкуси!
Такое хрен отменишь!!

Ещё атака.
Могут же! Как боги!
Удар!
Удар-р-р!
Трещит и стонет штанга.
Кость в кость,
не убирая больше ноги.
Как на войне на амбразуру танка.

Изящный финт,
но наших валят снова.
Кричит актер:
- Налей ему цикуты!
А мяч у нас,
и всех порвать готова
команда.

Го-о-о-л!!
Осталось полминуты!

Свисток на центр!
Рёв толпы.
Объятья.
Судья забыт, трибун ликует фронда.
И в этот миг пятнадцать тысяч - братья,
от гопоты до местного бомонда.