Поэма
Моему отцу посвящается
Дома и мосты Ленинграда
Качаются в водах Невы.
И веет весенней прохладой
С едва проступившей листвы.
Слепых наводнений свидетель-
Вздыбился прибрежный гранит.
И веет прохладой столетий
От этих нетронутых плит.
И город, застигнутый штилем,
Как парусник в дымке морской,
Проткнул Петропавловским шпилем
Край неба над грозной рекой.
И утру апрельскому рады,
Не в силах сдержаться уже,
Смеются глаза Ленинграда
В окне на шестом этаже.
И вьётся, скучая о лете,
Волна непокорных волос,
Как-будто проснувшийся ветер
Девчонку из дома принёс.
Стучат каблучки по брусчатке,
Играет пальтишка излом,
Исчезнув в толпёжной посадке
В троллейбус за ближним углом.
Всё лица, и лица, и лица
Навстречу девчонке плывут.
Проснулась вторая столица
На важном пути в институт.
Зачётов и лекций громада,
И песни и шутки друзей.
Мелькают глаза Ленинграда
В просветах загруженных дней.
Удача то плюнет, то клюнет-
Извечный студенческий бог.
И жаркое солнце июня
Упало у девичьих ног...
Мечты, и дела, и наряды-
Какая им нынче цена.
Раскрыты глаза Ленинграда
От жуткого слова: «война».
И будни пропитаны кровью,
И сводки до боли страшны,
И в хмурых полях Подмосковья
Решается участь страны.
Окопы, окопы, окопы
У Пулковских старых высот.
Врага непонятные тропы.
Дожди, и мозоли, и пот.
И после короткой ночёвки,
Как призрак манящий к себе,
Висящий на прочной верёвке
Милиционер на столбе.
Где немцы? Их много иль мало?
А может передний отряд?
Успеть добежать до вокзала-
Последний рывок в Ленинград.
В вагоне слышна канонада
И бродит закравшийся страх.
И горькое слово: «блокада»
Застыло в девичьих глазах.
Работа, дежурства, работа.
Сирен несмолкаемый вой.
Размеренный гул самолётов.
Прожекторы над головой.
Бомбёжки и грохот снарядов,
И дым от пожарищ в лицо,
И нету Бадаевских складов,
И голод сжимает кольцо.
И хлеба осьмушка с мякиной,
И карточки могут пропасть,
И ветер толкающий в спину,
Морозов крещенских напасть.
От холода некуда деться-
Всё то, что горит - сожжено.
Не спрятаться и не согреться.
Вода уж замёрзла давно,
Он всюду - внутри и снаружи,
В квартире, в подъезде, везде.
И сорок два градуса стужи
Молчат о возможной беде..
Движение - жизни основа,
Но тянет всё время ко сну.
И веки в свинцовых оковах...
Нет надо поближе к окну
Там люди бредут по дороге.
Неровной бредут чередой.
Бредут еле двигая ноги
За хлебом, теплом и водой..
Там прорубь, там можно напиться.
Зажатая льдами Нева.
Ни бога, ни чёрта, ни птицы:
Река как и люди - мертва.
Вот тень отошла от портала-
Кому-то жена или мать.
Ещё шаг, ещё шаг - упала,
А если упала - не встать.
Захочешь помочь - ляжешь рядом
Не в силах подняться уже.
И только глаза Ленинграда
В окне на шестом этаже.
Вон санки везут недалёко-
Завёрнутый в простыни труп.
То прямо везут, а то боком,
То станут, то снова везут.
Везут мимо церкви холодной,
Святых, неухоженных мест.
На камне - слепой и голодный
Священник, меняющий крест-
Большой, золотой и тяжёлый,
На хлеба желанный шматок.
И рясы потёртые полы,
И бабий накинут платок.
А кладбища близко ограда,
И хлоркою пахнет уже.…
И только глаза Ленинграда
В окне на шестом этаже.
А город с фашистом дерётся-
Не сникла его голова.
И сердце уставшее бьётся,
И жизни дорога жива.
Идут за машиной машина
В суровую зимнюю ночь
Сквозь пули, снега и руины
Чтоб городу в битве помочь.
Разгрузка - и сразу обратно.
Ведь надо забрать поскорей
И вырвать из пасти блокадной
Больных, стариков и детей.
А Ладога вьюжит и вьюжит,
Скрывая воронок круги.
Погода становится хуже
И едешь-не видно ни зги.
Сугробы и грязь вперемешку
И резкий крутой поворот-
Мгновенно, без всякой задержки
Машина уходит под лёд.
Флажки у воронки оградой
И ужас бессилья в душе…
И только глаза Ленинграда
В окне на шестом этаже…
Весною придут санитары,
Которых заждались давно.
Заденут случайно гитару,
Проветрив, закроют окно.
Покурят лишь самую малость,
Вздохнут и ненастной порой
Схоронят всё то, что осталось
В огромной могиле сырой…
Дома и мосты Ленинграда
Качаются в водах Невы.
И веет весенней прохладой
С едва проступившей листвы.
Слепых наводнений свидетель-
Вздыбился прибрежный гранит.
И веет прохладой столетий
От этих нетронутых плит.
И город, застигнутый штилем,
Как парусник в дымке морской,
Проткнул Петропавловским шпилем
Край неба над грозной рекой.
И утру апрельскому радо
Окно на шестом этаже,
Но нету там глаз Ленинграда,
Они не смеются уже.
Бадаевские склады - центральные продовольственные склады Ленинграда