I
В холодный вечер из угла
Подкралось сумеречной тенью
То, что душа превозмогла,
Но память не предаст забвенью.
Зима была других белей
И жарче многих было лето,
Когда справляли юбилей
Непревзойденного поэта.
И вдруг ударом на удар
Душе ответила нелепость,
Но спас ее нежданный дар,
Как недостроенная крепость.
Тянулись низкие валы,
Как огородная ограда,
Сияли медные стволы
Не для боев, а для парада.
Спокоен был при въезде пост,
А через ровик между фортов
Еще лежал подъемный мост,
Равно не Божий и не Чертов.
Но час настал, и вот беда
Печальный замок обложила,
Верша расправу без суда
И все пути отрезав с тыла.
Решил бы дело белый флаг
И преклоненные знамена,
Но был отрадней жар атак
Для молодого гарнизона.
Не зря же мирного косца
Снабдили саблей и винтовкой!
И защищалась крепостца,
Став осмотрительной и ловкой.
С упрямством горного осла
Простая пешка между пешек
К доске как будто приросла
И не сдавалась, как Орешек...
(Не тут ли трижды вонзена,
Как острие, в бумагу точка,
И дальше труд Карамзина
Белей, чем смертная сорочка?)
В душе, рожденной из руды,
Трубило все рогами тура —
От Севастопольской страды
До обороны Порт-Артура.
Как гром обеих мировых,
Почти неслышная сначала,
Взывая к памяти живых,
Набатом совесть зазвучала.
А ни Верден, ни Осовец
Не попросили бы пощады,
Хрипя от стиснутых колец
Не прекращаемой осады.
И стойко вынес Ленинград
В тысячедневную блокаду
Ветхозаветный мор и глад,
Что Дантову не снился аду!
Такой судьбой вдохновлена,
Душа боролась против скверны,
Однако чья же в том вина,
Что силы тут несоразмерны?!
И не забыть, хоть век дремли,
Как, словно дети-погорельцы,
По комьям выжженной земли
Брела надежда в хилом тельце.
Пожалуй, мог бы я один
Гордиться ей, как величаво
Гордилась ужасом руин
Опустошенная Варшава.
Не мог я этим пренебречь,
Ведь камень сердца обтесали
Впервые тот разящий меч,
И рыбий хвост, и взгляд русалий...
Когда же снежная зима
Одела все хрустящей коркой,
Душа пошла по ней сама
С улыбкой радостной и горькой.
II
Три состоянья вещества
Душа, взрослея, испытала,
И не стыдиться ей родства
Со слитком черного металла!
Руду железную едва ль
Сменю на золотую жилу,
И для меня прекрасна сталь,
Как труд, умноженный на силу.
Ведь ей одной дано рубить
И делаться мощнейшей стяжкой,
И лишь она способна быть
Пером легчайшим, гирей тяжкой.
Пока такой душа была,
На грани радости и муки,
Верша дела добра и зла,
Из рук переходила в руки.
Но не отдать ее в залог,
И на нее не сделать ставку...
И, как поломанный клинок,
Пошла душа на переплавку
И опустилась в ад земной,
Где все грехи ее настигли,
Когда струили топки зной
И жаром исходили тигли.
На дне того, что ей под стать,
Дошла до белого каленья,
И стал огонь разъединять
Молекул спутанные звенья...
Но не сподобилась душа
Разлиться искрящейся лавой:
Не опрокинула ковша
Рука, венчающая славой.
И все сильнее горн пылал,
Она ж, кипящая от жара,
Тогда познала тот накал,
Что исторгает струи пара.
И не солгу, коль видел сам,
Лишь одного хватило раза,
Уже взвивалась к небесам
Неуловимым сгустком газа...
Но пронизал ее разряд
И больше нет молекул стали:
Пускай они еще горят,
Но, пламенея, плазмой стали!
Так все, кипевшее во мне
Из года в год неутолимо,
Теперь исчезло в том огне,
Как тень, бегущая от дыма.
Греша и каясь день за днем
И силясь сбросить узы тела,
Душа в блуждании своем
Достигла, кажется, предела.
Такой пришла она сюда,
Чужда несбыточным желаньям,
Но просветленна и горда
Своим четвертым состояньем.