Мой друг, мой далекий жестокий друг,
Мой мраморный амулет, ледяной алтарь,
Мой полуденный крик, мой полуночный стон
Мой предутренний сон,
Мой колокол,
Мой звонарь.
Мой дым и мой дом, горечь губ, сладость рук,
Как еще называют того, кто как ртуть текуч?
Кто, касаясь кожи, вселяется в кровь и в душу,
Кто шевелится каракатицей черной внутри и снаружи,
Кто съедает мои стихи по тексту за ужин
И выгибает мне тело тысячами пружин,
Чей драконий язык так велик и могуч?
Да, мой друг, я уже не могу тебе не писать.
Сколько ты ни проси, маховик свое делает дело
Я пишу ни руками, ни пальцами – всем своим телом
Экстатически честно, безудержно смело,
Потому что умру, когда нечего будет сказать.
Мой друг, мой отец, мой брат и мой сын,
Я – все женщины мира, рождающие тебя,
Поедающие твою плоть, пропускающие сквозь себя,
И кормящие молоком на холодном ветру октября.
Во всех позах, античный мой бог, ты един.
И уже не стихи – освежеванный Универсум
Первородный Хаос и живородящая мгла
Как осколки стекла, вынимаю из горла слова
И глотает холодную сталь бестелесая голова
И становится мир без тебя кафкианским «процессом»
Так Земля обращается к солнцу, ежедневно кончая свой круг
Так и я обращаюсь к тебе
Не на «Вы»,
Но на «Друг»…